Другая семья - Вера Александровна Колочкова
Думать обо всем этом было ужасно неприятно. И тем более неприятно, что он вроде как совсем недавно собирался уйти от Алисы и начать новую жизнь с Катей. Как он там мечтал, если вспомнить? Что он приходит с работы, а Катя встречает его с радостью, сияет глазами… Любит, ждет его целый день… И эту ее радость ничем и никогда не отменишь, он всегда будет с ним. И даже раздражать потом начнет. Да, слегка раздражать… Но ведь это ужасно, если все так, правда?
Ох, какой внутренний раздрай образовался внутри! И в самом деле, не натворить бы глупостей! Но что будет глупостью, а что нет – он и сам не понимал сейчас. И сам себя презирал за это.
Наверное, если со стороны глянуть, его задачка совсем просто решается. На раз-два. Алиса его не любит, а Катя любит. О чем тут еще думать, правда?
А с другой стороны… Есть ведь и другое решение. Он любит Алису, а Катю не любит. Да, Катя хорошая, добрая, замечательная… Но он все равно любит Алису, черт побери! Тем более у них в последнее время все наладилось!
Или ему кажется, что наладилось? Просто хочется так думать, что наладилось? А на самом деле… Если посмотреть правде в глаза, ничего, по сути, не изменилось… Мама правильно сказала – никогда Алиса его любить не будет. Ей хватает его любви, она в ней живет и вполне себе удобно устроилась, ответным чувством не заморачивается.
И что? Значит, надо уходить? Тем более у Кати будет ребенок… Это выход для него, получается? Пожалте в другие отношения, в новый удобный брак, где тебя любят, а ты можешь себе позволить ответным чувством не заморачиваться? Все зеркально наоборот?
А он этого хочет? Или так все же надо? Господи, ну почему он не может ничего решить, почему… И впрямь в бабах запутался… Почему он как адвокат может быстро принять любое решение, а как мужик – не может ничего?
Надо успокоиться как-то. Мыслями протрезветь.
А может, лучше выпить? Зайти в бар и назюзюкаться по самое не могу… А что, хорошая идея! Вот как раз и бар за углом будет…
Припарковал машину, зашел, деловито уселся на высокой стул у барной стойки, проговорил бармену сердито:
– Мне напиться надо… Но так, чтобы своими ногами уйти. Машину я тут у вас на стоянке брошу. Завтра утром заберу.
Тот кивнул понимающе, спросил так же деловито:
– Виски, коньяк, текила? Водка, ром, бренди?
– Виски давай… После него голова не болит. Начнем по двести, а там видно будет. Как пойдет.
Бармен снова кивнул, налил ему виски, придвинул стакан.
Выпил одним махом, прислушался к себе. Ничего. Внутри по-прежнему полный раздрай. Наверное, подождать надо, когда виски до мозгов доберется. Жаль, что у него опыта нет, как-то раньше обходился без такого опасного допинга. В работе допинга хватало – каждое судебное дело, как шаги по лезвию ножа.
Краем глаза увидел, как сел кто-то рядом. Звонкий девичий голос попросил вежливо у бармена:
– Мне бокал белого вина, пожалуйста…
Повернул голову, чтобы глянуть на обладательницу звонкого голоса. Молоденькая совсем девчушка. Что она здесь делает, интересно? Может, тоже внутренний раздрай белым вином заливает?
А девчушка глянула на него заинтересованно, улыбнулась приветливо. И спросила вдруг:
– Вы ведь Филипп Аркадьевич Романовский, правильно?
– Да… А откуда вы меня знаете? Или страна должна знать своих героев в лицо?
– Ну, насчет страны я не знаю… А вас я знаю, Филипп Аркадьевич. Вернее, сразу вас узнала. Я как раз по улице шла и увидела, как вы из машины у бара выходили… Вот, решила тоже зайти… Вообще я впервые в таком месте, если честно… Даже не знаю, как себя вести. Вот, вино заказала зачем-то… Все равно его пить не буду, а заказала. Мне просто надо было рядом с вами сесть, Филипп Аркадьевич. Вообще, меня Ксюшей зовут…
– Да? И что же вас побудило пойти за мной и сесть рядом со мной, дорогая Ксюша? Я-то вас точно не знаю, впервые вижу!
– А я вас в суде видела, вы мою маму защищали! Кузьменко Анну Алексеевну, помните?
– Ну как же, помню… Очень даже хорошо помню…
– Ой, вы тогда так красиво в суде ее защищали! И маму оправдали благодаря вам… Ведь она не виновата ни в чем была, а ее осудить хотели! Если бы не вы… Ой, я так вам благодарна, если б вы только знали…
– Не надо меня благодарить. Не за что.
– Да как же – не за что? Ведь вы… Вы защитили маму…
– Вот именно. Защитил. Только и всего. Проявил профессиональные навыки. А на самом деле…
Он дал знак бармену, и тот снова придвинув ему стакан. На этот раз крепкий напиток проскочил полегче, да и в голове уже поднимался веселый туман. Хотя нет, не веселый… Вредный какой-то. Злой. Даже яростно злой, можно сказать. Жаль, девчушка, сидящая рядом с ним, про этот злой туман ничего не знала. И потому переспросила наивно:
– Что – «на самом деле», Филипп Аркадьевич? Что вы эти хотите сказать?
– Да ничего особенного, только правду. Хотите правду, милая Ксюша?
– Какую еще правду? Ведь мама не виновата была…
– Ваша мама должна была сесть, вот в чем дело. Она ведь действительно, будучи главным бухгалтером, деньги со счета фирмы увела. Так что благодарить меня не за что, получается. Справедливость не восторжествовала, справедливость пасовала перед способностями и ловкостью адвоката. Только и всего.
– Нет, нет… Что вы такое говорите, нет… – распахнула глаза девчушка, нервно поворачивая в пальцах тонкую ножку бокала с вином. – Зачем вы так, что вы… Мама не виновата, она не могла… Нет, это неправда, я не верю!
– Что ж… И правильно делаете, что не верите. И живите в этом дальше. Это же очень удобно – правду принимать за неправду. И верить. Мы все так живем… Любовь принимаем за нелюбовь и наоборот… Такова жизнь, моя милая. Сам себя не обманешь, и счастлив не будешь.
– Не понимаю вас… Зачем вы мне все это говорите? Все равно я вам не верю, не верю…
Она вдруг заплакала, вытирая слезы со щек дрожащими пальчиками. Он опомнился, потряс головой – совсем идиот, что ли? Зачем он так с девочкой? Своим проблемы с правдой-неправдой решить не может, и на ребенка обрушился? Идиот…
– Извините. Я просто пошутил неудачно. Не верьте мне, Ксюша, я сам не знаю, что говорю. Наверное, выпил лишку. Не верьте… Любите вашу маму, радуйтесь жизни. Верьте в свою правду…
– Зачем же вы так… Я вас поблагодарить хотела, а вы… – всхлипнула девчонка, отодвигая от себя нетронутый бокал. – Я даже и маме рассказывать не буду, что вас видела…
– И правильно. И не рассказывайте. Зачем?
– Но вы ведь… Вы ведь правда пьяный, да? Поэтому так сказали?
– Да. Я пьяный. Ужасно пьяный. А сейчас еще больше напьюсь. И хулиганить буду. Вы идите, идите домой от греха подальше. К маме…
Девчушка вспорхнула со стула, быстро пошла к выходу. Он глянул на бармена – тот смотрел на него с осуждением. Все слышал, стало быть.
– Налейте мне еще виски… Настроение такое – убиться хочется. Сами видели – на людей бросаюсь.
Следующая порция виски проскочила довольно лихо, потом еще одна, и еще… Голову заволокло желтым вязким туманом, и никакого облегчения не было, наоборот, стало еще хуже. Не умеет он пить, не дано. А жаль… Еще и вставать с высокого стула страшно – вдруг ноги не удержат. Возьмет и свалится мешком, и встать сам не сможет! А надо еще домой добраться…
– Вызови мне такси, приятель… – обратился он к бармену, потирая ладонями виски. – Что-то я лишку набрался… На такие дела надо опыт иметь, а у меня нет. Не рассчитал как-то… Думал, посижу еще, а так быстро
