Похороны К. [litres] - Чон Хиран
Впервые с прошлого лета, с тех пор как я стала писателем, я решила написать о К. Это было то, чего я избегала, как только могла, в течение довольно долгого времени. Я признаю его вклад в литературу и значимость его произведений, но не уважаю его ни как писателя, ни как человека. К. позволил себе, как истинному творцу, затмить все остальное, что только присутствовало в его жизни, а я не могла смириться с этим. Именно поэтому нельзя проводить четкую границу между писателем К. и К., который был моим отцом, нельзя все время говорить только о его блестящих достижениях. Всякий раз я чувствовала несправедливость, если меня просили рассказать про К., отмечая мои творческие достижения лишь потому, что я была его дочерью и пошла по его стопам, выбрав ту же стезю. Да, я родилась его дочерью, и, конечно же, с самого детства была окружена различными литературными произведениями, но К. не учил меня литературе. Хотя некоторые продолжают говорить о том, что мой отказ от фамилии, унаследованной от отца, а также отрицание его существования – тоже своеобразное литературное достижение, унаследованное именно от него. Но я хочу внести ясность. Я жила в постоянном сопротивлении с тем образом жизни, который он вел. Его литература не могла пошатнуть мою. Я пишу эту статью по одной причине, чтобы раскрыть правду. Да, К. мой биологический отец, но он никогда не был моим литературным отцом.
* * *
Незадолго до того, как я написала этот текст, я получила рукопись, написанную К. когда-то очень давно. Я не знала о существовании этой рукописи, так же как и понятия не имела, когда и как он мог передать ее кому-то, где и как она хранилась все это время и почему попала ко мне в руки именно в этот момент, спустя почти пятнадцать лет после смерти К. Он был тем человеком, который никогда не писал о себе как о чьем-то сыне, муже или отце. И только благодаря этой рукописи я впервые смогла со стороны взглянуть на то, каким меня видел и помнил К. До сих пор никому не удавалось переубедить меня в том, что я чувствовала по отношению к нему, хотя многие пытались бесчисленное количество раз. Но, читая рукопись, я слышала голос К., он обладал силой, которая несравнима ни с чем другим. Как только я получила рукопись, меня охватил гнев, я была в растерянности. Однако я все равно рада, что она оказалась у меня. Потому что, прочитав все написанное К. такое количество раз, что могу пересказать это наизусть, я все еще хорошо помню настоящего К., как саму себя. Я выбрала для себя имя Сон Сынми, эта девушка никогда не находилась под влиянием К. Я не закрываю глаза в попытках вычеркнуть его из головы. К. сидит на своем месте, а я просто иногда равнодушно прохожу мимо него.
Было уже заполночь. Сынми не отходила от рабочего стола до тех пор, пока на улице не рассвело, хотя работать было не над чем. В комнате из-за полуоткрытого окна витал легкий аромат сирени. Несмотря на то что ночью воздух становился прохладнее, окно было невозможно закрыть именно из-за этого свежего запаха цветов. Переживая о том, не потревожит ли холодный воздух сон мужа, Сынми сидела за столом, закрыв дверь в кабинет и укрывшись одеялом. После полудня до самой ночи шел дождь, ветер был холоднее обычного, но осознав, что цветы скоро совсем опадут, Сынми без малейшего колебания захотела насладиться ими. Даже небольшой озноб, который она испытывала каждую ночь из-за резких перепадов температуры в течение дня, вызывал у нее странный трепет. Сынми налила чай в кружку и сделала глоток. Чай, который она заварила пару часов назад, давно уже остыл, и Сынми отчетливо ощущала, как он приятно разливается по горлу. Пусть она и становилась взрослее с каждым годом, ей казалось, что день, когда она перестанет быть погруженной в загадочность весны, никогда так и не наступит. Сынми утешали мысли о том, что какая бы печаль и боль ни настигали ее, ночи будут бессонными только из-за поникших под тяжестью цветений ветвей или от теней, которые отбрасывают нежно трепещущие на ветру листья.
Пока Сынми вдыхала наполненный ароматом сирени холодный воздух, ей казалось, что ее разум безгранично опьянен. И тут в левом верхнем углу монитора ее компьютера всплыло уведомление о том, что ей пришло письмо. Нажав на это уведомление, Сынми открыла веб-браузер, автоматически авторизовавшись на страничке.
Это Чжон Хичжон
Примерно в начале года Сынми отправила Хичжон, которая находилась на Филиппинах, книгу. Она представляла собой сборник работ, посвященный пятнадцатой годовщине смерти К. Менее чем через два месяца после их встречи в отеле Сынми услышала новость о том, что Хичжон отправилась на Боракай, где купила себе виллу. Поговаривали также о том, что она расторгает контракты с издательствами, где у нее был запланирован выпуск новых работ. Как показывала практика, график публикаций новых произведений редко когда прописывался в контракте, и если у автора не было четкого намерения писать что-то, то в спешке никто не требовал его расторжения. Поэтому разбирающиеся в подобных вопросах люди утверждали, что, вероятнее всего, Хичжон больше не будет или не сможет писать. Точная причина была неизвестна, просто было ясно, что новых произведений под ее авторством можно не ждать, по крайней мере пока. Сынми задумалась о том, что послать книгу Хичжон – не такая уж и плохая идея. В глубине души она переживала, что их встреча слишком оскорбила Хичжон, и боялась, что именно это могло повлиять на ее решение. Сынми следовало извиниться за те слова, что она сказала Хичжон при встрече, но побороть собственные эмоции, а также избавиться от потрясения, что она действительно все это выпалила тогда, было довольно сложно. Сынми не могла связаться с Хичжон, потому что ей было стыдно.
Время шло, Сынми начала замечать в себе изменения, вновь и вновь просматривая рукопись К., присланную Хичжон, прежде всего в те моменты, когда она начинала что-то всерьез писать о К. Она снова почувствовала, что, сколько бы мыслей ни было в ее голове, личность объекта, о котором она думала, раскрывалась лишь после того, как предложение о нем было полностью записано,
