Мой «Фейсбук» - Валерий Владимирович Зеленогорский
Потом старший Горохов берет Вадика за грудки, ставит на каменный столб от бывших дворовых ворот, слезть с этого постамента самому невозможно, и говорит ему: «Играй, жиденок!»
Вадик обреченно играет, он устал после трехчасовой игры в школе, но он играет, и они смеются.
Потом он увлекается, играет уже для себя; все расходятся.
Потом Валерий приносил какие-то палки и Вадик слезал; они шли к Вадику домой, ели ливерную колбасу, он никогда не плакал.
— Прости меня, дурака, за трусость, я до сих пор такой, — с горечью говорит Валерий.
— А я почти ничего не помню, даже иногда вспоминаю с нежностью наш двор и всех этих Гороховых, Шиловых и Башкировых, интересно, как они сейчас?
— Почти все умерли, кто в тюрьме, кто от водки, — мрачно отвечает Валерий.
Объявление по радио, аэропорт закрывается на вылет по метеоусловиям.
Прибыл рейс из Сиднея в Париж, вынужденная посадка: гроза.
В зале появляются пассажиры парижского рейса.
В конце процессии идет полный мужчина в очках с лицом отсутствующего на этой земле человека, с виду он похож на профессора естественных наук.
Все за столом щурятся, вглядываясь в него, и не узнают.
Он проходит мимо их стола, слышит русскую речь, притормаживает, потом отгоняет от себя наваждение, проходит дальше и садится рядом за свободный стол.
— Мне показалось, это Саша 3., - говорит Валерий.
— Перестань! Это уже ту мач, — отвечает ему Вадик.
— Я слышал, он живет в Тулузе, преподает математику, — сообщает Миша.
— Он с детства был помешан на этом, видно, совсем сошел с ума, — заметил Вадик.
С соседнего стола раздается дьявольский смешок:
— Вы не угадали, господа. Вот он я, в добром здравии. С кем имею честь?
— Это Вадик, Миша и я, Валерий. Помнишь — Витебск, пионерлагерь «Орленок»?
— Помню, там было сыро, и я всегда болел. Вы что, здесь живете?
— Да нет! — отвечают все в один голос. — Занесла судьба, будь она неладна.
Саша говорит:
— Я в Тулузе, профессор математики, уехал в 91-м — ни работы, ни денег, дети малые. Позвали, и поехал, живу уже 17 лет, привык.
К Валерию из зала ожидания подходит молодая девушка-брюнетка в платке-арафатке на шее, смущаясь, здоровается, что-то шепчет ему и уходит.
Все смотрят на Валерия удивленно.
— Да девушку нашел здесь, везу в Россию, персонаж моего расследования в журнале. Если желаете, расскажу.
Ее парня посадили, я его нашел, дал адвоката, скоро он выйдет; а она уехала сюда, работает в пансионате «Елочка», убирает за стариками, ее здесь все любят.
Я везу ее обратно, для встречи с ним, будем делать о них кино и ток-шоу.
Вадик рассерженно восклицает:
— Вам только шоу делать из несчастий людских, ненавижу борзописцев. Все вам обосрать надо, в душу влезть и использовать для рейтингов своих.
— Ну не перебирай, — примирительно говорит Миша, — тут дело чистое, он людям помочь хочет!
— Хочешь помочь — помоги, нечего людей юзать, они не куклы.
Валерий:
— Честно тебе скажу, я реально завелся, пацана хочу из тюрьмы вынуть, пусть живут, горя и так натерпелись, совсем зеленые. А ты-то чего такой злой?
Вроде живешь в свободном мире, уехал, сделал, что желал; я помню, ты, когда уезжал из Минска в 83-м, мы сидели в твоем доме, и ты говорил, что это твой шанс, другого не будет.
Так и случилось, нет?
— По большому счету, да, но если тут мешали коммунисты, то там диктат спонсоров, попечительских советов, критиков сраных, которые решают, кто гений, а кто ремесленник. Нет мира под оливами, все говно: коммунисты, демократы, консерваторы, но что делать, на Луну не уедешь.
— Есть место, здесь недалеко, пансионат «Елочка», — ехидно говорит Миша и кивает Валерию.
— Знаю. Я год назад дядю туда отвез — старый стал, жил в Подмосковье, дети уехали, он остался, патриот, фронтовик, но сдавать стал после приключения своего в предзакатный период: любви все хотел после смерти тетки, замучил своего врача с препаратами, укрепляющими силу мужскую, но вышло как в анекдоте: «а она не пришла», ну, помните? — Все кивают седыми головами…
— Такой вот шекспировский сюжет — задумчиво сказал Вадик, — прожить жизнь с такой жаждой; мы другие, я вот совсем забил на это дело.
— Рано начал, — намекая на Леонову, сказал Валерий.
— Кстати! — воскликнул Миша. — Я бы его поставил на ноги! Я провел большую работу, даже защитился в академии нетрадиционных методов.
Я доказал, что определенные музыкальные произведения регенерируют функции определенных частей тела; у меня под Стокгольмом есть клиника, где пациентам со всего мира назначают определенные циклы.
Индивидуально ВИП-клиентам я сам играю, результаты потрясающие.
— Мой дядя — старый болван, у него от классики режет уши, слушать может только марши и советские песни. Ну какое от них здоровье? — сказал Вадик; потом добавил: — Ты что, серьезно? А я столько лет играю, и не разу мне не помогло, ну если это твой бизнес!.. Бах для почек, Моцарт для сосудов… По-моему, это бред!
— Это не бизнес — это миссия, миссия, ты понимаешь?!
— Давайте не спорить, — перебил Валерий, — не хватало вам еще подраться! Интеллигенция! И вечный бой! Покой вам только снится…
Саша! А как там лягушатники, не заколебали еще?
— Да нет, мы живем тихо, своей семьей, там люди воспитанные, в душу не лезут и без звонка не приходят.
— Там вкусно, я совсем обожрался там.
— Ты и маленький был не худеньким, — улыбнулся Вадик.
— Ну и все-таки, Саш, чего тебя туда занесло?
— Я же рано уехал из дома, в пятом классе после олимпиады меня забрали в школу Холмогорова при МГУ, там жил в интернате, потом поступил, закончил.
На работу хотел по космосу, не взяли, боялись, что секреты продам потенциальному противнику.
Вадик проворчал:
— Сами бомбу украли; людей за это, между прочим, казнили, кстати, нерусских; как воровать, так им и евреи хороши, а как создавать — извините, мы вам доверять не можем! Суки! До сих пор та же песня, чекисты, коммунисты, Сталин — эффективный менеджер, совсем оборзели!
— Ну ладно, — сказал Валерий, — береги нервы, ты про Обаму думай, теперь он тебе Сталин!
— Мне он никак, я без него живу, я, кстати, республиканец и за него не голосовал.
Валерий усмехнулся:
— А я совсем не голосую, как 18 лет исполнилось, ни разу не запятнал руку свою бюллетенем. Я анархист, отрицаю государство, сижу на берегу и смотрю, как плывут трупы
