Бунтарка - Дженнифер Матье
— Возможно, вы заметили, что на этой неделе был сделан упор на дресс-код. Мы надеемся, что вы будете придерживаться правил и устава, записанных в памятке учащегося. — Я вижу, как несколько девушек рядом со мной смотрят друг на друга и закатывают глаза. Я смотрю на свои туфли и улыбаюсь. Директор Уилсон продолжает вещать: — Пожалуйста, помните, когда вы одеваетесь утром, что идете в учебное заведение. Мы ожидаем, что вы будете одеты как учащиеся. Дамы, я прошу вас особенно следить за тем, что вы надеваете, и помнить, что скромность — добродетель, которая никогда не выйдет из моды. А теперь мистер Кесслер о других важных вещах.
Скромность — добродетель, которая никогда не выйдет из моды! Вот гад! Я просто не могу сдержаться. Удостоверившись, что учитель не обращает внимания, я наклоняюсь к Мариселе Перез и Джулии Ривера и шепчу:
— Вы заметили, что он ничего не говорит парням, которые носят отвратительные футболки с надписями о сексе.
Марисела яростно кивает:
— Ага. — Ее голос достаточно громкий, чтобы услышали все.
— Дамы, — гудит учитель из-за стола, — пожалуйста, не отвлекайтесь.
Марисела ждет секунду, пока учитель снова не отворачивается.
— И вы заметили, — говорит она тише, — что дресс-код очень расплывчатый. Нет никакой конкретики, что именно мы должны носить.
— Вот почему они могут навязывать нам что хотят, — подключается Джулия.
Этот маленький разговор воодушевляет меня. Он держит меня на плаву, пока мистер Шелли не появляется в дверях класса и Мариселу не забирают из-за длины ее шортов.
Когда Марисела подходит к двери, она останавливается, оборачивается и смотрит на всех нас.
— Если я не вернусь, скажите моей маме, что я люблю ее. — Потом она протягивает руки вперед запястьями вверх, словно ждет, что мистер Шелли наденет на нее наручники.
Мы все покатываемся со смеху, кроме мистера Шелли.
— Хватит, мисс Перез, — говорит он ей и выгоняет в коридор.
Маленький бунт Мариселы зажигает во мне крохотный огонек. Тот самый, который помог мне сделать первый выпуск Мокси. Когда я захожу на урок английского, он превращается в настоящий костер, потому что руки Люси покрыты свежими звездами и сердечками, затейливо нарисованными зелеными чернилами.
— Привет, — говорю я, кивая на ее рисунки. — К чему это?
Люси проводит кончиком пальца по рисункам.
— Не знаю, — говорит она, — меня выбесили эти проверки дресс-кода, слезы Сары и это место в целом. Я подумала, это может стать знаком тому, кто создал «Мокси», что есть те, кто хочет что-то изменить. Не знаю, услышим ли мы о них снова, но это помогает мне чувствовать себя лучше. — В ее открытом взгляде читается уязвимость. — Думаешь, это глупо?
Я смотрю на руки Люси.
— Вовсе нет, — говорю я ей, — я отлично тебя понимаю.
Огонь внутри меня разгорается сильнее с каждой секундой. Я чувствую тепло внутри.
— Спасибо, Вив, — говорит Люси, и улыбка появляется на ее лице.
— Я думаю, это классно, — добавляю я.
Люси снова улыбается. Ее глаза расширяются от возбуждения:
— Эй, я тут подумала. Хочешь сегодня прийти на ужин ко мне? Мы бы могли немного потусить вместе.
Впервые Люси пригласила меня лично. Моя первая мысль была о том, что скажет Клодия. Но потом я вспоминаю, что мы с мамой сегодня ужинаем у бабушки с дедушкой.
— Я бы с удовольствием, но мы идем к бабушке и дедушке на ужин, — говорю я, наполовину радуясь, что не могу согласиться, наполовину жалея.
Плечи Люси опускаются:
— Ладно, я понимаю.
— Но я бы хотела как-нибудь прийти, — добавляю я. Может, Клодия даже и не узнает.
— Класс, — говорит Люси, и ее лицо светлеет.
— Класс, — соглашаюсь я.
Во время урока я посматриваю на руки Люси. Когда раздается звонок, я уже всю тетрадь изрисовала сердечками и звездами, а мой мозг кипит от идей.
* * *
Этим вечером мама заходит в мою комнату, пока я лежу на кровати и делаю домашнее задание.
— Эй, Вивви, — говорит она тихим голосом, — я хотела тебя предупредить, что собираюсь сегодня встретиться с Джоном в «Уютном уголке» после ужина с бабушкой и дедушкой. Ничего?
— В будний день? — спрашиваю я, отодвигая учебник по математике в сторону.
Мама заправляет длинные темные пряди волос за уши и застенчиво мне улыбается.
— Ну, в эти выходные наши смены не совпали, поэтому мы не сможем куда-нибудь пойти. Подумали, что было бы неплохо встретиться сегодня вечером.
— Он тебе действительно так нравится? — спрашиваю я. — Раз ты встречаешься с ним на неделе.
Лицо мамы немного темнеет. Похоже, мои слова прозвучали как обвинение.
Я это специально?
Мама смотрит на меня, словно пытается решить математическую задачу. Знаю, я должна убедить ее, что я не против, но я не могу. Я просто не понимаю, что она в нем нашла.
Наконец она пожимает плечами и говорит:
— Он мне нравится, Вив. Он очень хороший человек. К тому же трудолюбивый. В его семье было десять детей, и родители ему вообще не помогали. Он сам поступил в колледж, а потом в медицинский университет. — Ее голос сухой, даже раздраженный.
— Я никогда не говорила, что он плохой или нетрудолюбивый, — отвечаю я, перекатываясь на спину и разговаривая с потолком. — Я рада, что он тебе нравится. — Небольшой камешек появляется в моем животе.
Тишина.
Наконец мама говорит:
— Мы можем поговорить об этом, когда я вернусь вечером, если хочешь.
— Как скажешь. Хотя в действительности нам не о чем говорить. — Я всей душой желаю, чтобы этого разговора никогда не было. — Все нормально.
Мама вздыхает. Я смотрю на звезды над головой, тусклые и пластиковые при ярком свете.
— Пора выдвигаться, если хотим быть вовремя.
— Ага, пора. — Я соскальзываю с кровати и иду к входной двери, как будто все нормально. Но все наоборот, и я не знаю, как это исправить.
* * *
Бабуля спрашивает маму, надолго ли мы останемся, а мама отвечает, что не очень, потому что она встречается с Джоном. Бабушка с дедушкой не кажутся удивленными, значит, мама уже рассказала им о существовании Джона.
— Надеюсь, мы познакомимся с этим молодым человеком когда-нибудь, — говорит бабуля, аккуратно ставя посередине стола мясной рулет Stouffer’s. Она снимает прихватки с петухами, и мы молчим минуту, пока дедушка произносит молитву.
— О, определенно, — говорит мама, передавая тарелку бабуле. — И, мам, нам обоим уже по сорок. Я бы не сказала, что мы молодые.
— Пока твои колени не хрустят, как попкорн, когда ты встаешь, ты все еще молодая, — говорит ей дедушка, а мама бросает
