Наум Фогель - Капитан флагмана
- Почему подсов не прикрыт, милочка? - остановила санитарку Рыжая Ведьма.
Тетя Домочка даже побледнела.
- Я была милочкой сорок лет назад, - сказала она, - когда ты, доченька, еще под стол пешком гуляла. А подсов не прикрыт потому, что больная только по-маленькому сходила. Звиняйте, пройти надо, а то у меня еще одна на судне лежит, как бы не поплыла. - И она двинулась дальше, выставив перед собой блестящий фаянсовый подсов.
Людмила Владиславовна рвала и метала по этому поводу.
Шарыгин ходил мрачнее тучи.
- Я бы выгнал эту старую дуру, - сказал он о санитарке.
- Что вы, что вы? - удивленно взглянул на него. Андрей Григорьевич. Она же работает лучше всех.
- И лучше всех подводит нас, - ответил Вадим Петрович. - Поговорили бы вы с ней, Андрей Григорьевич, и предупредили. Раз и навсегда.
Багрий обещал, хотя знал, что из этого ничего не выйдет. Так и получилось.
- А она, звиняйте, чем по малой нужде ходит? Може, какавой? насупилась тетя Домочка и ушла, сославшись на то, что надо за бельем: сестра-хозяйка ждет.
Вот об этом казусе и еще о многом другом говорила сейчас Волошина.
"Дрянная девчонка, - подумал Багрий. - "Мы вынуждены будем и вас попросить". Кто это "мы"? Горздравотдел? Или кто повыше? Она не из тех, кто разрешает себе такое, не согласовав предварительно с кем следует. Что она затевает?"
- Мы очень ценим опыт и знания Андрея Григорьевича, - продолжала Волошина. - И не подумайте, что мы собираемся отстранить его от работы. Но заведовать отделением... Для этого надо много сил, много времени. Это не каждому даже в молодые годы по плечу... Может быть, разумнее отказаться от заведования, остаться консультантом...
"Вот она куда гнет, егоза этакая", - подумал Багрий.
- Нет у нас такой должности - консультант, - резко сказал Чумаченко.
- Знаю, - спокойно произнесла Волошина. - Зачислим ординатором для формы. И все тут.
- Почему ты смолчал этой стерве? - спросил Чумаченко, когда они с Багрием вышли. - Неужели ты не понимаешь, что она готовит место для своего хахаля? Ведь все знают, что она таскается с ним, с твоим Шарыгиным.
- Может, все и знают, - спокойно сказал Багрий, - а мне ничего не известно, дорогой Остап Филиппович.
- Тебе никогда ничего не известно, - проворчал Чумаченко. - И как эти злосчастные истории болезни попали на стол инспектирующего из министерства, тебе тоже неизвестно. Ведь ты к этим больным никакого отношения не имеешь. Мы же знаем, что ты здесь ни при чем. Что все этот Шарыгин твой напутал. А ты его прикрываешь. И на научной конференции тоже всю вину взял на себя.
- Кто бы что ни натворил в отделении, отвечает заведующий, - произнес Багрий. - Что бы ни случилось, в ответе заведующий. Это старая истина.
- И какого черта она привела эти два случая? - продолжал горячиться Чумаченко. - Такие ошибки возможны даже в клинике.
- Я на нее не в обиде, - сказал Багрий. - Ошибка есть ошибка. И неважно, где она произошла, в клинике Академии наук или сельской больнице. И отвечать за нее, повторяю, должен заведующий отделением. И откуда они идут, эти ошибки, тоже должен искать он. Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Ты же сам знаешь. А за участие - спасибо.
- А ну тебя, - махнул рукой Чумаченко и, круто повернувшись, зашагал к трамвайной остановке, смешно размахивая портфелем.
12
Бунчужный посмотрел на часы и попросил переводчика извиниться перед гостем:
- Скажи ему, Лорд, что я по делам, всего на час.
Джеггерс понимающе улыбнулся, стал набивать свою трубку. Ничего, он пока с мистером Лордкипанидзе походит. Мистер Лордкипанидзе великолепно знает завод.
Бунчужный вышел из цеха и увидел свою "Волгу". Она стояла у газона. Дима запустил двигатель и поспешил открыть дверцу.
- В обком, - бросил Бунчужный, усаживаясь.
- Поехали, - спокойно согласился Дима.
Когда машина вышла за ворота, Дима спросил:
- Ну как иностранец?
- Этот иностранец, брат, большой мастак в корабельном деле.
- Говорят, миллионер?
- Не это главное, Дима, - вздохнул Бунчужный. - Его завод обрабатывает в полтора раза больше корабельной стали, чем наш, а народу столько же, даже поменьше.
- Потогонщик, значит, он?
- Потогонщик. Но у него на заводе порядка больше. И нам бы у него поучиться.
- Так за чем же остановка, Тарас Игнатьевич? Махнули к нему на выучку и дело с концом... Потом у себя наладим.
- И без него наладим, дай срок.
Несколько секунд они ехали молча, потом Дима спросил:
- К Ватажкову?
Бунчужный кивнул.
- Это правда, что вы с ним еще до войны на одном заводе работали?
- Правда.
- И воевали вместе?
- Вместе.
- Расскажите когда-нибудь?
- О чем?
- Как воевали.
- Да помолчи ты хоть минуту, дай подумать. В обком еду. К первому секретарю на прием. Не к теще на блины. Надо мне подумать или не надо?
- Надо, - неохотно согласился Дима.
Теперь он вел машину молча, но Бунчужному уже трудно было собраться с мыслями. "Разбередил прошлое, черт полосатый... А ведь и в самом деле много с ним пережито, с Ватажковым.
Великую Отечественную вместе начинали... Да, вместе начинали".
...Война шла уже второй месяц, когда их, молодых инженеров, сформировали в отряд и направили. Куда?.. Это знал только старшина, весь в новеньком - от сапог до фуражки с блестящим козырьком - обмундировании. В этом старшине больше всего не нравилась Бунчужному тонкая, жилистая, смешно торчащая из гимнастерки с целлулоидным подворотничком шея. И глаза не нравились - маленькие, настороженно бегающие. Его сразу же окрестили Старшим. И начал этот Старшой с того, что отобрал у всех документы, аккуратно сложил их и затолкал в свою полевую сумку... Шли на восток. Тянулись и тянулись беженцы - женщины, старики, дети... Иногда в противоположном направлении проходила воинская часть - солдаты, машины, - и тогда на душе становилось легче. Куда идем? И почему он отобрал документы?.. Решил спросить. Подсел на привале.
- Послушай, друг, может быть, все же скажешь, куда идем.
- Я командир, а не друг. "Куда идем?" Военная тайна это.
- Документы придется вернуть, командир.
- Это с какой же радости?
- А вдруг отстал кто? Как без документов?
- Сейчас нету такого слова "отстал". Теперь есть одно - "дезертировал". А за это - расстрел.
- Уж не ты ли будешь расстреливать?
- Надо будет, и я смогу.
- Однако же и дерьмо ты. - Бунчужный поднялся, пошел.
- Ну, ну! Поговори у меня! - крикнул ему вслед Старшой.
Бунчужный не обернулся.
- Ты с ним не связывайся, - сказал Ватажков, когда отряд снова тронулся. - Он все же командир наш. А по закону военного времени...
- По закону военного времени я его, стервеца, теперь денно и нощно стеречь буду, как сейф с драгоценностями, чтоб он сдох!
...Запомнилась первая бомбежка. Самолеты шли куда-то на юго-восток. Потом повернули к шоссе, зловеще черные в лучах заходящего солнца. Сделали круг. Зашли на цель. Слева от шоссе упала бомба. Вторая, третья... Запомнилось - летящая наискось в небо верхушка телеграфного столба с фарфоровыми чашечками и обрывками проводов на них. Все шарахнулись вправо, к лесной полосе. Бунчужный тоже побежал. Это была первая в его жизни бомбежка. Взрывы бомб. Крики людей. Конское ржанье. Детский плач... Скорее от этого хаоса!
Он перепрыгивал через канавы, путался в мелком кустарнике. Сердце колотилось не в груди уже, а где-то в горле. Темнело в глазах. Не хватало дыхания. А самолеты, казалось, были везде, покрыли собой все небо, затмили солнце... Потом до сознания дошло, что это - паника. И надо во что бы то ни стало преодолеть ее. Сейчас. Сию минуту.
Он сделал над собой усилие. Остановился. Огляделся, хватая воздух пересохшим ртом. И вдруг увидел, как там, на той лесополосе, куда он так стремился, почти одновременно взорвалось несколько бомб. Одна за одной. В ряд... Он упал на землю, приник всем телом к ней, чувствуя, как над головой со свистом проносятся обломки деревьев и комья земли. Потом поднялся. С удивлением отметил, что самолетов немного - всего три. И вовсе не трудно определить, куда они идут, куда сбрасывают бомбы, когда грозят опасностью, а когда можно стоять и спокойно смотреть на них. Досадуя на себя, стараясь преодолеть неловкость, он уже неторопливо зашагал к шоссе, где находился перед бомбежкой отряд и где бросил свой вещевой мешок. Как же далеко он успел убежать! Самолеты сделали еще один заход, постучали пулеметами и убрались. Ватажков сидел на краю небольшой канавы у шоссе и курил... Более безопасного места не сыскать... Это Бунчужный понял. И еще понял, что Ватажков видел все: и то, как Тарас в панике перемахнул через эту спасительную канаву, и то, как мчался к лесопосадке, навстречу взрывам. Спросил:
- Ты все время здесь?.. А я совсем ошалел от страха.
- У меня поначалу тоже так вышло. Соскочил с платформы и бежал, пока башкой о березу не стукнулся.
Умел нужные слова найти Яков Михайлович. Всегда умел.
