В Вересаев - Сестры
- И выпить-то негде. Только в сортире и можно. На улице станешь пить милиционер тебе один рубль штрафу; спорить начнешь - в отделении три заплотишь. Нужно, чтоб в нарпите и водочку продавали,- вот бы тогда было хорошо. Сиди в свое удовольствие.
- Хо-хо! - третий, с подстриженным треугольником волос под носом, расхохотался.- Еще в нарпите тебе водку продавай!.. Нет, как в четырнадцатом году продажу по случаю войны прекратили, с той поры я не пью. И до чего же хорошо!
Большой возразил неохотно:
- Нужно чем-нибудь развлечься. Скучно. Как не выпить.
- Клуб тебе на то есть.
- Ну, клуб! Всегда молодых битком. Да и что там? Кино, театр. Надоело.
- А тебе чего надобно в клубе, что не надоело? Большой замолчал в затруднении. Рыжебородый же старичок твердо ответил:
- Надобно, чтоб бутылка была пятьдесят копеек, чтобы было где с приятелем выпить и закусить. Дома что? Только во вкус придешь - жена за рукав: "Буде!" Какое удовольствие? Пивных,- и тех поблизости нету,- запрещены в рабочих районах. За Сокольничный круг поезжай, чтоб пивнушку найти. Это называется: диктаторство пролетариата! Буржуям: пожалуйте, вот вам пивная! А рабочему: нет, товарищ, твой нос до этого не дорос!..
- Буде тебе! - третий с опаскою оглянулся.
- Что "буде"? Я правильно говорю, я никого не боюсь, самому Калинину это самое скажу. Или вот такой параграф: в субботу и воскресенье спиртные напитки продавать запрещено. Это в кого они наметились, понял ты? В рабочего же человека! Торговец там или интеллигент,- он и в будни может купить. А мы с тобою в будни на какие капиталы купим? Вот зато нам сейчас с тобою выпить захотелось, иди к Богобоязненному, целкаш лишний на бутылочку накинь.
Большой вздохнул.
- А идти не миновать. Выпить охота. Старичок решительно встал.
- И нече время терять. Идем!
Свернули в переулочек. Серые тесовые ворота, старый, но крепкий четырехоконный домик с палисадником. Недалеко от ворот стояли три парня и безразлично смотрели. Были уже сумерки. На дворе постучались в дверь. Открыл высокий старик, иссохший, с иконописным ликом, похожий на Иисуса Христа, по прозвищу Богобоязненный. Впустил в горенку, зажег свет - и тогда стал похож на Григория Распутина [14] . Вышел в другую комнату, долго там что-то передвигал, скрипел и вынес бутылку водки.
Довольные, вышли оба из ворот. Вдруг подошли к ним парни.
- Вы что в доме этом делали? Старик грозно крикнул:
- А вам что?
Молодой парень с кепкой на затылке быстро распахнул у старика полы пальто и выхватил из кармана пиджака бутылку.
- Хха-а! Это что у вас, гражданин?
- А тебе что?! Кто ты таков? Сопляк, пошел прочь, пока тебе соплей не утер!
Парень крикнул высокого роста товарищу, неподвижно смотревшему на то, что делалось:
- Юрка! Обыщи другого гражданина! Может, и у него что под одежей!
Юрка продолжал неподвижно стоять, засунув руки в карманы. Подскочил третий парень и ощупал старикова спутника. Тот пожал плечами и покорно поднял руки, как перед грабителями. У него ничего не нашли.
Оська Головастое, наслаждаясь своею ролью и властью, сказал большому:
- Вы, гражданин, можете идти, а вас (к старику) мы попросим в отделение милиции для составления протокола.
- Да кто вы такие? Уголовный розыск, что ли?
- Легкая кавалерия.
- Ка-ва-ле-ри-я... То-то я смотрю, рожи как будто все свои, рабочие... Тьфу! До чего испоганились людишки!
Оська и Ромка повели старика в милицию. Сзади, понурив голову, брел Юрка.
В отделении милиции дежурный стал составлять протокол.
- У кого вы, гражданин, купили вино? Старик сердито кричал:
- Ни у кого я не покупал! Вчера вечером купил в лавке Центро-спирта! А сейчас с приятелем шли в лес выпивать. Оська торжествующе спросил:
- А зачем к Богобоязненному заходил?
- Не обязан я отвечать, к кому зачем заходил! Я свободный гражданин советского государства! Почетный! Рабочий, пролетарий! Имейте в виду! Куда хочу, туда и отправляюсь!
Несмотря на все расспросы, Богобоязненного старик не выдал. И с омерзением глядел на парней. Послали наряд милиционеров сделать обыск у Богобоязненного. Стали подписывать протокол. Оська сказал:
- Юрка, подпишись!
- Ну тебе!
Юрка махнул рукою и вышел из отделения.
* * *
Пропала безутратная веселость Юрки. Ходил он мрачный, рассеянный и, вспоминая, болезненно морщился. На работе не глядел на товарищей. Раз услышал за спиною, когда проходил к своей машине:
- Вон доносчик идет. Иван Иваныча Зяблова арестовывал, в милицию водил.
В курилке, когда он входил, разговоры замолкали.
* * *
В обеденном перерыве, когда Юрка в мрачной задумчивости стоял в очереди за супом в столовой нарпита, к нему взволнованно подошел Спирька. Глаза в пушистых ресницах смотрели из-под низкого лба враждебно. Спросил отрывисто:
- Тебя Лелька Ратникова записала в легкую кавалерию?
- Ну да, записала.
- Почему ж меня не записала? Вот стерва. Хуже я тебя, что ли!
- А я знаю? Чего сам не запишешься? Зайди в ячейку.
- Тебя она записала, а я сам пойду записываться! - Потер широкую переносицу.- Какая стерва, а?.. Будешь сегодня на молодежной вечеринке в клубе?
- Нет, не пойду. Невесело что-то мне.
- Лелька будет.
- А мне что!
- Я пойду.
Спирька сказал это с угрозой.
* * *
Пришел Спирька на вечеринку. В темно-синей сатиновой рубашке с густо нашитым рядом перламутровых пуговок от ворота почти до пояса. Разговаривал с Лизой Бровкиной и нервно смеялся. Она спросила:
- Что это ты какой веселый?
- Сейчас зуб себе вырвал.
- Шибко болел?
- Стану я больной зуб рвать! Здоровый, конечно. Чтоб золотой вставить.
Увидел в густой толпе Лельку. Сразу стал угрюмый. Угрюмо кивнул ей головой и отвернулся.
Лелька шла с Зиной Хуторецкой, каждая несла в руках по фотографическому аппарату. Вошли в боковую комнату. Над дверью была большая надпись:
БЕСПЛАТНО! ПОРТРЕТЫ!
Каждый получит в конце вечера свое собственное изображение поразительного сходства!
Уже стояла длинная очередь далеко в коридор. Леля и Зина, давясь от смеха, защелкали аппаратами. Парни подбоченивались и принимали молодецкий вид, девчата придавали глазам томное выражение. Но это был шутовской номер: затворами щелкали впустую, а в конце вечера каждый снявшийся должен был получить в конверте грошовое зеркальце.
Спирька стал в очередь. Устроился так, чтобы попасть к Лельке. Стал в позу, выпрямился и придал лицу глубоко меланхолическое укоряющее выражение. Лелька щелкнула затвором и равнодушно сказала:
- Следующий!
Спирька постоял. Поглядел. Медленно вышел из клуба.
Вечеринка была грандиозная,- первый опыт большой вечеринки для смычки комсомола с беспартийной рабочей молодежью. Повсюду двигались сплошные толпы девчат и парней. В зрительном зале должен был идти спектакль, а пока оратор из МГСПС [15] скучно говорил о борьбе с пьянством, с жилищной нуждой и религией. Его мало слушали, ходили по залу, разговаривали. Председатель юнсек-ции то и дело вставал, стучал карандашиком по графину и безнадежно говорил:
- Товарищи! Давайте будем потише!
В отдельных комнатах были устроены разные аттракционы. Распорядительницы-комсомолки с веселыми лицами зазывали желающих набросить удочкою кольцо на горлышко бутылки или с завязанными глазами перерезать ножницами нитку с тяжестью. В комнате No 28 танцевали под гармонику вальс, краковяк, тустеп. Здесь усердно отплясывал Васенька Царапкин,- в крахмальном воротничке, а из бокового кармашка пиджака выглядывал ярко-зеленый шелковый платочек. Танцевали больше парни с парнями, девчата с девчатами.
Внизу, в полуподвальном этаже, по длинному коридору только что начали новую эстафету в мешках. Лелька глядела с другими и смеялась.
Вдруг - треск и раскатывающийся звон разбитого стекла. У входа, в дверях, стоял Спирька. Рубашка была запачкана грязью, ворот с перламутровыми пуговками оборван, волосы взлохмачены, а в каждой руке он держал по кирпичине. Одна за другою обе полетели в окна. Звон и грохот. Ребята растерялись. А Спирька в пьяном исступлении хватал кирпич за кирпичом из кучи, наваленной для ремонта прямо за дверью, и метал в окна.
Потом сверкнувшим взглядом внимательно оглядел ребят. И вдруг, сильно размахнувшись, швырнул кирпич в их кучу, как раз в то место, где стояла Лелька. Девчата завизжали, все бросились на другой конец коридора и там сбились в кучу.
На минуту настала тишина. В одном конце коридора стояла онемевшая толпа парней и девчат, на другом - широкоплечая фигура Спирьки с растрепанной головой. Он держал на изготовке кирпич и глядел на одну Лельку.
Лиза Бровкина возмущенно сказала:
- Ребята, да укротите же его! Ведь он всех здесь искалечит!
Но парни мялись и не двигались.
У Лельки взмыла из глубины души холодная, озорная дерзость. Весело захватило дух. Уверенным шагом, высоко держа голову, она пошла прямо на Спирьку.
