Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна
Я остановилась. Нет, не могу. Что я вообще себе напридумывала?
Попрощаться.
И еще кое-что. Мне запомнился наш с Кейти последний вечер. Она сама приняла такое решение, и мы все об этом знали. Ее решение непосильным бременем легло на наши плечи. Теперь мы даже двигались медленнее, а говорили шепотом. У нас с ней наедине оставался один-единственный последний час. Я хотела забраться к ней в постель и прижаться к ее ссохшемуся телу, но даже не мучайся она от самой разномастной боли, те времена давно прошли. Каждый вздох причинял ей страдания, которые передавались и мне.
«Позаботься о них, – шепнула она, сжав мне руку, – а я свое уже отзаботилась. – Она рассмеялась, смех вышел шипящий и надтреснутый. – Как без меня жить, они не представляют. Помоги им».
И на это я спросила: «А мне кто поможет?»
Теперь стыд за эти слова огнем обжигал кожу, железной рукой сжимал желудок.
«Я с тобой всегда буду», – солгала она, и на этом все кончилось. Она только снова попросила заботиться о Джонни и детях.
И я поняла.
Я подхватила коробки и поволокла их наверх. Картонные края скребли о потертые, истоптанные ступеньки. В спальне Кейт и Джонни я остановилась, внезапно почувствовав себя взломщиком.
Помоги им.
Что сказал Джонни во время нашего последнего разговора? «Когда я смотрю на ее одежду в шкафу…»
Сглотнув, я вошла в гардеробную и зажгла свет. Под аккуратно сложенную одежду Джонни здесь была отведена правая сторона. А одежда Кейт лежала и висела слева.
При виде ее вещей я едва не сорвалась, колени задрожали. С трудом удерживаясь на ватных ногах, я расправила одну из коробок и поставила рядом. Потом сгребла в охапку что под руку попалось и уселась на холодный пол.
Свитера. Кардиганы, пуловеры и водолазки. Бережно, с благоговением я принялась складывать вещи одну за другой, вдыхая лавандово-цитрусовый запах Кейти. Мне удавалось держаться, пока я не дошла до серой растянутой толстовки с надписью «Вашингтонский университет», которую годы стирки почти превратили в тряпку.
Перед глазами пронеслись воспоминания: мы в комнате Кейти готовимся к отъезду в университет. Пара восемнадцатилетних девчонок, которые несколько лет ждали этого момента, все лето болтали о нем, лелея мечту, пока та не засияла. Мы встанем в один ряд с великими и станем знаменитыми журналистками.
«Ты вообще всегда готова», – тихо проговорила Кейт. Она боится – я знала. Когда-то она не пользовалась популярностью среди одноклассников, и те даже окрестили ее Маларки-Чмоларки.
«Ты же знаешь, без тебя мне знаменитой не стать. Мы же команда, верно?» Этого Кейт так и не поняла или, по крайней мере, не верила. Я нуждалась в ней сильнее, чем она во мне.
Я свернула толстовку и отложила ее в сторону. Ее я заберу домой. Остаток ночи я просидела в гардеробной своей лучшей подруги, вспоминая нашу дружбу и складывая в коробки всю ее жизнь. Сперва я крепилась, и от напряжения у меня дико разболелась голова. Одежда Кейти – будто дневник наших жизней. Наконец я добралась до двубортного пиджака, который вышел из моды в конце восьмидесятых. Я подарила его Кейти на день рожденья с первой настоящей зарплаты. Огромные накладные плечи переливались люрексом.
«Это тебе не по карману», – ахнула она, когда достала из коробки этот фиолетовый двубортный писк тогдашней моды.
«Ничего, скоро оперюсь».
Она рассмеялась: «Ага, ты-то да. А я вот беременная и ни в какие одежки уже не влезаю».
«Когда родишь, то приедешь ко мне в Нью-Йорк – а у тебя уже и шмот приличный есть…»
Я встала. Прижимая жакет к груди, спустилась вниз и налила еще вина. Из колонок в гостиной лился голос Мадонны. Заслушавшись, я остановилась и неожиданно вспомнила, что оставила на кухне грязную посуду и коробки из-под еды, которые надо бы выбросить. Вот только музыка разогнала все мысли и вновь унесла в прошлое.
«Вог».
Как раз в таких жакетах мы танцевали под эту песню. Я подошла к проигрывателю и прибавила громкости, чтобы было слышно и на втором этаже. На миг я закрыла глаза и начала танцевать, представляя, как рядом, смеясь и подталкивая меня, танцует Кейт.
А затем я снова принялась за работу.
Проснулась я на полу в гардеробной. На мне черные спортивные штаны Кейти и ее старая университетская толстовка. Рядом осколки бокала и опустевшая бутылка. Мне, что неудивительно, хреново.
Я с трудом села и убрала упавшие на глаза волосы. Я провела тут уже две ночи и почти сложила в коробки вещи Кейти. Теперь с ее стороны гардероба пусто, а под штангой для одежды выстроились шесть коробок.
На полу, возле разбитого бокала, дневник Кейти – один из тех, которые она вела в последние месяцы жизни.
«Когда-нибудь Мара станет меня искать, – сказала Кейт, отдавая мне этот дневник, – будь рядом с ней, пока она его читает. А мальчики… Покажи им эти записи, когда они не смогут меня вспомнить».
На первом этаже по-прежнему играла музыка. Накануне ночью я перепила и забыла ее выключить. Принс. «Пурпурный дождь». Я встала. От слабости я едва держалась на ногах, но главное – я завершила начатое. Когда Джонни вернется, ему не придется заниматься этим самому. Сейчас это ему совсем ни к чему.
Музыка внизу стихла.
Я нахмурилась и обернулась, но не успела выйти из гардеробной, как на пороге вырос Джонни.
– Это что еще за херня?! – заорал он.
От неожиданности я лишь молча смотрела на него. Они что, сегодня с Кауаи вернулись?
Его взгляд скользнул мимо меня и остановился на подписанных коробках: «Летняя одежда Кейт», «Благотворительность», «Кейт. Разное».
Он скривился от боли, изо всех сил стараясь сдержаться. Дети поднялись следом за ним и остановились у отца за спиной.
С трудом передвигая ноги, я подошла к Джонни и обняла его, ожидая ответных объятий, но не дождалась и отступила. В глазах жгло от слез.
– Я знала, что тебе тяжело…
– Как ты вообще посмела заявиться сюда, копаться в ее вещах и складывать их в коробки, словно мусор какой-то?! – Голос у него задрожал и сорвался. – Это на тебе ее толстовка?
– Я просто помочь хотела…
– Помочь? Загадить кухню пустыми бутылками и коробками из-под еды? Врубить музыку, когда и без того тошно? Думаешь, мне легче будет, если из дома ее вещи исчезнут?
– Джонни… – Я шагнула к нему, но он с такой силой оттолкнул меня, что я споткнулась и чуть не выронила дневник.
– Дай сюда, – натянутым, как струна, голосом велел
