Американские девочки - Элисон Аммингер
– Она сказала: «Да, я его посмотрела, и с того дня я не могу заниматься сексом. Фильм отвратительный, но он помог мне осознать, что секс с мужчинами всегда носит насильственный и грубый характер. Я не уверена, что вообще смогу когда-нибудь заняться сексом с мужиком».
– Серьезно?
– О да, серьезней некуда.
– То есть это твоя вина, что мама стала лесбиянкой?
– И ее брак распался. Да, что-то в этом духе. Я с ней не общалась, наверное, года два. Она не способна нести ответственность ни за одно из своих действий. Тотально неспособна. Пообещай мне вот что: ты никогда-никогда, ни под каким видом не станешь принимать на свой счет то, что она говорит. Никогда. Я тебя просто умоляю. Я тебе рассказываю это в юмористическом ключе, но мне-то было не до смеха. Она же моя мать. Я была совершенно раздавлена. Мне так хотелось, чтоб она гордилась мной. Мне так хотелось, чтоб она была мне мамой. Нет, ну серьезно, разве правило номер один при разводе не запрещает винить в крушении брака своих детей? Ведь даже полные психопаты это понимают.
Я покачала головой. Сестра докурила косячок, и, вопреки ситуации, настроение у нее явно поднялось.
– Мне стало легче, когда я начала называть ее Корой, а не мамой. И мысленно, и вслух. Не знаю. Люди все, конечно, разные. Но лично мне помогло.
Мне всегда было интересно, почему сестра называет маму Корой. Я-то для себя решила, что дело в их почти сестринской близости, в том, что они давным-давно сломали стереотип «мать и дочь» и начали болтаться вместе по всему Вегасу, опрокидывая залпом одну «маргариту» за другой и запихивая доллары в плавки слащавых стриптизеров. Мне давно следовало бы догадаться, что причина в другом: мама на всю голову больная.
– Ну, Анна, и что мы будем с тобой делать? – Делия смотрела на меня, как на картину, которую куда-то надо повесить. Только моя сестра может сначала обдолбаться, а потом решить, что пора активно действовать. – Я думала, Кора за пару неделек отойдет и ты сможешь вернуться в Атланту, но теперь у меня складывается впечатление, что ты здесь надолго.
– А я думала, все ждут, когда я заработаю себе на обратный билет.
– Технически говоря, да, – согласилась сестра. – Но на самом деле они просто хотели проявить в этом вопросе принципиальность. Мы говорили о двух недельках, а потом – домой.
– Ну ты и лгунья. Ты все время врала мне в лицо, так, да? Все это время!
– Это не было ложью, это было отсутствием четкого плана.
– Ну конечно. А Роджер снимает какой-то идиотский фильм с тобой в главной роли только потому, что он весь такой деловой и любит исключительно чуваков. Коне-е-е-чно.
В комнате постепенно темнело, и Делия зажгла стоявшую за ней лампу. Ее жилище напоминало грот или пещеру – всегда градусов на десять холоднее, чем хотелось бы. У сестры на теле было ноль килограммов и ноль граммов жировых отложений, но что-то я ни разу не видела, чтобы она хотя бы достала с полки, а там более надела свитер. Я обернула ноги шерстяным пледом младенчески голубого цвета. Я этот плед уже практически воспринимала как свою личную вещь. А сестра наморщила носик и отвернулась: она ненавидит, когда босые ноги чего-либо касаются.
– Можешь думать что угодно, да только у нас почти не было секса даже в те времена, когда мы состояли в отношениях. Роджеру просто нравится сама мысль о вещах, которые ему недоступны. Возможно, он даже асексуален. Значение имеет только его кино. Он уже начал вести переговоры с потенциальными дистрибьюторами, и, если эта история выстрелит для него, она выстрелит и для меня.
– По-моему, ты мне как-то раз говорила, что асексуальности не существует. Есть только поезд, который следует из пункта «натурал» в пункт «гей» со всеми остановками. А как ты собираешься объяснять все это Дексу?
Я уже страшно жалела Декса. Мне он понравился, но моей сестре он явно не подходил. Наверное, его вырастили нормальные люди, а мы, похоже, воспитывались в волчьей стае.
– Декс никогда не выпытывает, как я провела день. А вот почему бы тебе не помочь Роджеру, а? Ну в самом деле. Сделай для него это исследование. Я могу попросить Декса, и он в свой «киндл» накачает всей этой мэнсонианской жути, а ты почитаешь и создашь для меня образ. – При слове «образ» она напустила на себя чрезвычайно артистичный вид и вальяжно повела рукой, изображая, что она курит.
– Он и сам пока не знает, о чем его фильм.
– Роджер художник интуитивный, и, честно говоря, сила его работ обычно заключается именно в образе, который он создает. Я прекрасно понимаю, что дерьма в нем много, но я уважаю его творческий процесс. И он никогда не боится просить о помощи. По-моему, он по-настоящему ценит твое мнение.
– Потому что считает меня ненормальной и пропащей. Круто. – Я натянула плед на плечи, а края подоткнула под себя.
– Потому что считает тебя юной, импульсивной и неравнодушной. Когда становишься старше, делаешься более равнодушным. Или же неравнодушие начинает проявляться иначе. Не знаю, что из двух, но все меняется, это точно. Не стоит недооценивать мощную силу юности. В Лос-Анджелесе, по крайней мере, уж точно не стоит. Знаешь, здесь невозможно быть ни слишком молодым, ни слишком глупым.
– Я-то считала – ни слишком богатым, ни слишком тощим.
– Это на Восточном побережье. Я напишу Дексу. Я знаю, у него остались электронные книги с тех пор, как близнецов пытались вовлечь в рекламу чего-то вроде месячника любви к чтению. Как будто они сами хоть что-нибудь читают.
Чисто теоретически Роджер вроде должен был нравиться мне больше Декса. Казалось бы, Декс еще больший лузер с этим его унылым домом и странноватой работкой в качестве сценариста отстойного детского шоу. Только вот всякий раз, когда сестра упоминала Декса, я чувствовала легкий укол ревности. Он был достаточно нормальным, чтобы приклеить себе на дверцу холодильника картинку из комикса «Мелочь пузатая» – ту, где Люси пасует мяч, а Чарли Браун все время отбивает. Как там в момент нашего ухода говорила Мэрилин Монро в том фильме, который крутился у Декса? Она своими словами попирала стереотип, что ни один мужчина не может соответствовать ее могучим колышущимся сиськам: «Он же мужчина, разве нет?» Вот и своей сестре я могла бы сказать ровно то же самое.
– Ну как, продержишься сегодня ночью одна? – спросила Делия. –
