Изгой - Сэди Джонс
– Ну, Льюис, что бы нам такого придумать?
– Не знаю. – Он нетерпеливо вертел в руках ложку.
– Пожалуй, гулять холодно. О, есть идея! Маленькое приключение – поездка в Лондон в музей. Сядем на поезд – кажется, он отправляется в девять тридцать – и к половине одиннадцатого будем на вокзале Виктория. Хочешь?
– Ладно.
– Послушай, Льюис, неужели ты собирался целый день плевать в потолок? Ты разве не думал, чем займешься?
Потупившись, он покачал головой.
– Тогда давай поедем в музей. Будет интересно.
Когда появился план, полегчало. Все утро они провели в палеонтологическом музее, пообедали сэндвичами и отправились в Кенсингтонский парк. В Лондоне Элис чувствовала себя куда увереннее, да и с Льюисом стало проще общаться. Дул пронизывающий весенний ветер, и в парке почти никого не оказалось. Они пошли к озеру: Элис куталась в меховой воротник, а Льюис обогнал ее и помчался к пруду, где плавала игрушечная яхта – огромная, около двух футов в длину, лакированная и с голубым парусом.
Яхту запускал мальчик, на вид ровесник Льюиса. Элис с любопытством наблюдала за ритуалом знакомства. Сначала Льюис стоял, сунув руки в карманы, потом подошел ближе, молча смотря на яхту. Затем стал поглядывать на ее владельца. Тот к тому времени уже заметил Льюиса и теперь играл выразительнее, демонстрируя гордость от обладания яхтой. Присев на скамейку, Элис продолжала наблюдать. Наконец пантомима закончилась, и мальчики заговорили друг с другом.
– Хочешь запустить?
– Давай.
Погода была удачная: ветер гнал по воде небольшие волны, и запущенный мальчиками парусник резво приплыл к другому берегу, не сбившись с курса и не застряв на середине. На другой скамейке сидела мама второго мальчика. Следуя собственному ритуалу, женщины сначала несколько раз обменялись взглядами и улыбками и наконец одновременно двинулись к свободной скамейке посередине.
– Ох и холодина.
– Просто ужас.
– Красивый у вас парусник.
– О, он с ним не расстается. А сколько вашему мальчику?
– Одиннадцать.
– Он у вас высокий для своего возраста. Полу двенадцать, мы надеемся, что он еще вытянется.
Элис почувствовала себя самозванкой. Ей хотелось заявить: «Я ему не мать», – пока собеседница не начала расспрашивать, чем Льюис болел в детстве. Ее постоянно преследовало ощущение, что она всех обманывает, выдавая Льюиса за своего сына.
Обернувшись, он улыбнулся Элис – искренне и радостно, как бывает, когда занят интересной игрой. Она улыбнулась в ответ, и на душе вдруг стало очень тепло. Льюис снова принялся возиться с парусником, и Элис, которой не терпелось поделиться радостью, сказала:
– Смотрите, какие они счастливые.
Женщина немного удивилась.
– Ну да, ведь сейчас каникулы. Няня уехала навестить больную мать, а замену мы не нашли. Если честно, я уже выдохлась. К счастью, дети вроде бы ладят между собой.
– А у нас нет няни, – засмеялась Элис. И тут же осеклась, испугавшись, что ее слова будут неверно истолкованы: как будто няня ей не по карману, а сама она – неухоженная юная мамаша, которая день напролет слоняется с сыном в парке. – Льюису никогда не брали няню, а на учебу он уезжает из дома, – торопливо добавила она. – Дело в том, что я ему не мама, а мачеха. Его мать обходилась без няни, она была… – Элис не хотела называть Элизабет «эксцентричной», однако про себя не раз отмечала ее странность.
– Она умерла?
– Да, в прошлом году.
– Господи, какой ужас. А от чего?
Она явно оживилась, да и Элис была настроена поговорить.
– Утонула.
– Не может быть!
– Да, в реке недалеко от их… от нашего дома.
– А когда вы?.. – Женщина многозначительно взглянула на Элис.
– Мы с его отцом познакомились в ноябре.
– А умерла она?..
– Летом.
– Мужчины так несамостоятельны, правда? А как зовут вашего мальчика?
– Льюис.
Элис пожалела о своей откровенности. Сначала ей хотелось рассказать о себе, а теперь она не знала, как прекратить разговор. И уводить Льюиса домой было жалко.
– И как его отец – часто вспоминает о жене?
– Нет. Раньше вспоминал. Вообще мы не очень любим это обсуждать.
– Разумеется! Потерю отца еще можно пережить, а вот потеря матери…
– Да.
– Где вы живете?
– В Уотерфорде, в Сюррее.
– У меня там есть знакомые.
– Правда? – обрадовалась Элис. Похоже, тему разговора удалось сменить.
– К сельской жизни трудно привыкнуть, пусть даже Сюррей – не такое уж захолустье. Как, по-вашему, местные вас приняли?
– Да, люди там замечательные. – Женщина начала раздражать Элис.
Раздался вскрик, и к ним подбежал хохочущий Льюис: он только что нечаянно ступил в пруд, и теперь в ботинке хлюпала вода, а мокрый носок сполз к щиколотке. Мальчик остановился перед Элис, как щенок, который сейчас залает от восторга, и выставил вперед ногу.
– Смотри!
– Не беда. – Элис тоже засмеялась. Ее охватила нежность к Льюису за то, что ему весело, и за то, что он хочет разделить это веселье с ней.
– Тебя зовут Льюис, верно? А меня – Марджори Данфорд-Вуд.
Запыхавшийся Льюис улыбнулся:
– А откуда вы?
– Я так сожалею о твоей матери.
Элис почувствовала себя свидетелем несчастного случая, который никак нельзя предотвратить. Льюис оцепенел и изо всех сил пытался найтись с ответом.
– Спасибо, у меня все в порядке.
– Понравилось запускать кораблик? – поспешно вмешалась Элис. – Кстати, нам ведь пора домой!
Женщина шепотом принялась извиняться перед Элис, и, конечно, Льюис это заметил. Не глядя в ее сторону, Элис встала и взяла пасынка за руку.
– Всего доброго.
Мальчик с парусником отошел от воды и с улыбкой стал махать вслед.
– Пока! – крикнул он, а потом, решив, что его не услышали, повторил: – Пока-пока!
Они пошли к Кенгсингтон-гор и дальше вдоль парка. Элис изо всех сил пыталась загладить вину, Льюис упорно с ней не разговаривал. Весной и не пахло; ледяной ветер пробирал до костей. Ботинок Льюиса постоянно хлюпал – звук получался очень смешной, и Элис очень хотелось посмеяться вместе с мальчиком, но она так и не придумала, что сказать. Они шли через огромный пустой парк в полной тишине, которую нарушали только стук ее каблуков и хлюпанье ботинка.
– Смотри, какой пар изо рта, – сказала Элис.
Молчание.
– Уже скоро.
Она едва не расплакалась – чтобы Льюис ее пожалел, однако решила, что для ребенка это слишком сурово.
На вокзал они ехали на такси, и Льюис глазел на конную гвардию, сверкающие мечи и пышные плюмажи, почти расплющив
