Вера - Элизабет фон Арним
А добросовестная мисс Энтуисл проводила послеобеденное время в зале периодики Британского музея. Она читала в «Таймс» отчет о случившемся с Уимиссом и о дознании, и если ее расстроило то, о чем Люси поведала ей утром, то, что она прочитала после обеда, расстроило ее еще больше. Люси не сказала, что предположительной причиной смерти было самоубийство. Может, он ей об этом и не рассказывал. Самоубийство! Да, никаких улик в пользу такого предположения не было. К единому мнению присяжные так и не пришли. Это предположение высказала служанка, возможно, затаившая злобу. И даже если это было и так, возможно, бедняжка узнала, что у нее какая-то неизлечимая болезнь, или случилось что-то, что сломило ее дух, – причин может быть множество, вполне респектабельных, обычных причин.
Мисс Энтуисл медленно шла домой, против своего обыкновения останавливаясь у витрин и разглядывая шляпки и блузки, оттягивая свое возвращение и размышляя, размышляя. Самоубийство! Как отчаянно звучало это слово в такой славный денек. Так пораженчески! Из-за чего она сдалась? Что заставило ее почувствовать поражение? Наверняка это не так. Коронер ведь сказал, что никаких улик, говорящих о том, почему она погибла, нет.
Мисс Энтуисл брела все медленнее и медленнее. Чем ближе она подходила к Итон-террас, тем меньше ей хотелось возвращаться. Она дважды обошла по кругу Белгрейв-сквер, постояла у ограды сада, наблюдая за птицами. Она ушла из дома сразу после полудня, а всякий, кто ходил этим путем, знает, что от Британского музея до Итон-террас довольно далеко. К тому же день был жаркий, и ноги у нее разболелись, с куда большим удовольствием сидела бы она сейчас в своем кресле в своей прохладной гостиной и пила чай. Но в ее гостиной наверняка все еще пребывал мистер Уимисс – теперь он для нее не мистер Уимисс, она должна будет звать его Эверардом? – или она может встретиться с ним на лестнице, узкой лестнице, или в холле – тоже, кстати, узком, он заполнял холл целиком, или столкнется с ним у входа в дом, на ступеньках, и он заполнит собой ступеньки, или, когда она будет сворачивать на свою улицу, покажется на улице в этих серых брюках триумфатора.
Нет, она чувствовала, что сегодня никак не может его видеть. Так что она стояла, безучастно наблюдая за возней воробьев в Белгрейв-сквер, и переминалась с одной жутко болевшей ноги на другую.
И это только начало, думала она, только первый из множества дней, когда ей придется бродить, словно бездомная. Ее дом слишком мал, чтобы в нем уживались и она, и ухаживания. И добро бы это было ухаживание того стройного молодого человека, безнадежно влюбленного в Люси, – тогда дом не казался бы таким тесным. Этот молодой человек ухаживал бы по-юношески робко. Она сидела бы в своей столовой, а юная пара, так подходящая друг другу, ворковала бы этажом выше, над ее головой. Но она не желала находиться так близко от ухаживаний мистера Уимисса – Эверарда – ей следует привыкать так его называть. Его метод ухаживаний наверняка не будет – она пыталась найти точное слово, и нашла: вегетарианским. Да, верно, именно это она и имела в виду: ухаживать он будет не по-вегетариански.
Мисс Энтуисл оторвалась от ограды и побрела в направлении, противоположном дому, к Слоун-стрит. Там она увидела остановившийся омнибус и, мечтая присесть хоть где-нибудь, влезла в него, втиснулась на свободное сиденье и поехала, не зная куда – туда, куда ехал омнибус.
Омнибус сначала завез ее в Сити, потом направился в какие-то незнакомые места за пределами Сити. С каждой последующей остановкой ее одежда выглядела все более модной и нарядной. В конце маршрута на нее стали поглядывать с подозрением. Но она твердо решила дойти до конца и предоставить ухаживаниям максимальный простор.
Прошло полтора часа, а омнибус все ехал и ехал. Она понятия не имела о том, как ведут себя омнибусы. Омнибус подошел к конечной остановке – она сидела. Кондуктор, который разделял удивление все более нищавших пассажиров, спросил, куда она направляется.
Она сказала, что на Слоун-стрит.
Он не поверил, попытался ее урезонить, но она упорствовала и не намеревалась двигаться с места.
В девять вечера он высадил ее там, где и подобрал. Она ушла в темноту, прямая и напряженная, и кондуктор, подмигнув сидевшему ближе всех к двери пассажиру, постучал пальцем по лбу.
Но когда она, усталая и голодная, поднялась по ступенькам и вставила в замок ключ, она почувствовала, что дело того стоило: по крайней мере, сегодня она избежала встречи в мистером Уи… Ой, то есть с Эверардом.
Х
Отдавшись на волю собственным чувствам и промаявшись день, мисс Энтуисл пришла к выводу, что надо вести себя так, как следует в преддверии неизбежного бракосочетания: с симпатией и дружелюбно.
Слишком часто наблюдала она, как первое возмущение разочарованных родителей по поводу брака их детей перерастало в гордыню, твердость и принципиальность, и, наконец, становилось позицией, которую уже невозможно изменить, даже после того, как годы сделали ее нелепой. Если брак оказывался счастливым, было глупо держаться за замшелое неодобрение, если же брак оказывался несчастливым, тем более от родственников требовалась нежность и любовь.
Так уговаривала себя мисс Энтуисл в первую бессонную ночь, и такой линии она и придерживалась в последующие несколько месяцев. Это были месяцы испытаний. Чтобы следовать выбранному решению, от нее требовались немалое мужество и отвага. Инстинкт не подвел Люси, когда она хотела как можно дольше держать тетушку в неведении относительно своей помолвки. Мисс Энтуисл, и так худенькая, похудела еще больше за время непрестанной борьбы с собой, стараясь оставаться радостной, всемерно разделять счастье Люси, облегчать ее существование, оберегать от расспросов друзей, с надеждой смотреть – по мере возможности глазами Люси – на Эверарда и их общее будущее.
– Ей не хватает простоты, – говаривал Уимисс, когда Люси пыталась сказать ему, что тетя выглядит все более напряженной и озабоченной. – Ей следует принимать все более естественно. Как принимаем мы.
Для Люси это был единственный огорчительный момент в ее идеальном мире – сознание того, что тетя не совсем счастлива.
И тогда, обняв ее и склонив свою голову к ее голове, он спрашивал, кто научил его маленькую девочку простоте, и они принимались смеяться, целоваться и говорить о других вещах.
Мисс Энтуисл была неспособна к простоте в уимиссовском смысле. Она честно пыталась: когда она видела его свежий лик, лоб без единой морщинки, и сравнивала его с отражением своего собственного лица
