Замки - Ирина Леонидовна Фингерова
Папа выключил телевизор.
– Я не ем траву! – Он резко встал, подошел к холодильнику, с досадой хлопнул дверцей. – Я жрать хочу! У меня в зубах застревает, понимаешь? – Он распотрошил сырник, намотал на палец ниточку укропа и засунул себе в рот. – На! На, смотри! – Достал изо рта протез. Помахал у меня перед носом.
Я начала смеяться.
Мне не было смешно, но я не могла перестать смеяться.
– Мы найдем твою «девятку», – сказала мама.
И тогда он кинул свои зубы в кастрюлю с компотом. Назло.
– Сволочь! – Мама сразу осунулась. – Кизил вываривала два часа! Подавись!
Но он уже уходил, вместе с клеем, кисточкой и пачкой объявлений.
Я доела в своей комнате.
Мама вылила компот. Включила телевизор. Тор Вафля обмотал шею жемчужной нитью и выкрикивал слова на неизвестном языке.
Но хуже всего другое.
Подражание. Я человек, а значит – губка. Черное кружево плесени на стенах. Окна без решеток. Решетки без окон. Зубной протез в кастрюле с компотом. Крики вместо слов. А разве бывает иначе? Бывает. Но не у меня.
Я все время боюсь, что если у меня появятся настоящие отношения – я не справлюсь.
Я уже не справляюсь.
Владислав уехал. Семестр начинается только в октябре, почти через год, но он поехал на подготовительные курсы по изучению чешского.
Съемка была у него дома, в трех кварталах от туристического клуба «Ностальгия». Прошлым летом мы часто ходили в походы к Южному Бугу. Сережка и Адам – члены клуба уже лет десять. За это время им дважды пришлось наложить швы в походных условиях, чуть не помереть от несвежей тушенки, развести костер из сырых дров и спеть «Под небом голубым…» не менее сотни раз.
Морган сказал, что учится на фельдшера, и взялся быть ответственным за аптечку. Оказалось, что он забыл перекись и бинты. Два часа спорил с добродушным Олегом – главой клуба, в прошлом мастером спорта по альпинизму. Мол, по новым рекомендациям перекись бесполезна, спирт куда эффективнее. И еще первичная хирургическая обработка раны. Любой. Раскаленным ножом, условия-то походные.
Дождь лил как из ведра. Набрав в ботинки грязи и хлюпая носами, мы забились в шестиместную палатку с брезентовым навесом. Внешний мир остался за стеной дождя. Адам напялил налобный фонарик и рассказывал страшилки. По кругу ходил термос с чаем. Олег влил туда добрую порцию коньяка. Холодно не было. Мы ещё не придумали остров свободы, как уже ступили на его земли. Лилит с нами не поехала. Она сказала, что будет дождь. Мы дважды проверили прогноз погоды. Ясно. А потом тучи затянули небо. Лилит оказалась права.
Мои волосы пропахли дымом от печеной картошки, я жевала колосок и молча наблюдала за уютной суматохой. Мы с Морганом собирали палатку, остальные готовили. Доставая колышки из земли, я поняла, что вот он, дом. Место, в котором тебе хорошо, если за окном – дождь. Но ты всегда можешь уйти. И вбить колья в землю снова. Дом на плечах. Рядом с теми, кто в одной палатке.
Может, раньше у меня не было друзей.
Мы зашли попрощаться с Олегом. Владислав подарил клубу свою палатку, спальник и каремат. В подвале хранилось снаряжение для походов, которое Олег выдавал в аренду. Туда и перекочевал подарок Владислава.
Олег жил в клубе. На первом этаже – небольшая классная комната, человек на двадцать, с пыльной зеленой доской и скрипучим мелом. Карта Николаевской области на всю стену. Дальше Олег не водил уже лет десять. В клубе собирались юные альпинисты (дважды в месяц Олег организовывал выезд на скалодром), механики, ботаники (Олег занимался разведением и продажей суккулентов), барды, поэты и просто любители выпить хорошего коньяку, закусить огурчиком и вместе всплакнуть. Широкая деревянная лестница вела на чердак. Два больших дивана для гостей, матрац на полу (Олег не признавал кроватей!), разноцветные подушки, разбросанные там же. Несколько стеллажей, заставленных книгами, куча свернутых карт в углу, каски. Стол с инструментами и грудой разобранных часовых механизмов. Широкий подоконник, заставленный горшками. Большой постер Цоя на стене.
Я смотрю на жилистого, энергичного Олега. Жизнерадостный скелет, обтянутый желтушной кожей. Не понимаю, сколько ему лет, здоров ли он, одиноко ли ему? Глаза у него ясно-синие, внимательные.
– А хотите, сыграю?
Мы киваем.
Он берет гитару. Раскуривает «Пачку сигарет»[25]. Голос у него хриплый. До меня доходит, что Владислав действительно уезжает. Немного грустно. В этом году я заканчиваю школу. Я тоже смогу уехать. Я уеду отсюда.
Мы заходим домой к Владиславу.
– Ты пока не разувайся.
Он скидывает верхнюю одежду прямо на пол.
– Пол холодный.
Владислав идет на кухню. Заваривает чай. Добавляет ломтик апельсина и палочку корицы в чашку. Наливает из белого чайника, такого же, как в «Отвертке». Надо же, и дома бывают такие чайники. Мы сидим напротив друг друга. Оказывается, Владислав уже был в Европе. С родителями. Они поехали всей семьей, когда он закончил школу. Автобусный тур. Прага – Будапешт – Вена. Его мама забыла вытащить аудиогид из сумки после экскурсии в замок Шёнбрунн, и за ними бежал охранник. А отец съел четырнадцать трдельников подряд на радость пекарю и пятнадцатый получил в подарок. Он говорит, что видел цветы почти на всех балконах, и на уличных фонарях тоже, а в общественном транспорте нет контролеров, все рассчитано на сознательность. Но больше всего его впечатлили бесплатные экскурсии по городу на английском. Экскурсовод всем раздал смешные шляпы, чтоб не потерять группу из вида, и то и дело останавливался у неприметного дома или кафе и рассказывал, что здесь писал Франц Кафка, там заказывал кофе Альфонс Муха, а Карел Чапек частенько сидел на этой скамейке и набивал карманы историями. Я пила чай и представляла себе, что когда-нибудь тоже буду вот так запросто поить гостей красивым чаем и делиться воспоминаниями о поездках.
– Какие на тебе трусы? – вдруг спросил Владислав.
– Идиотские, – я засмеялась.
– Главное светлые. – Он уже не обращал на меня внимания, пошел в другую комнату и принес рулон блестящей полупрозрачной ткани. – Здесь несколько метров, должно хватить.
– Я не понимаю…
– Хочу фотографии русалки.
Я зашла в гостиную вслед за ним. Посреди комнаты стояла черная чугунная ванна.
– Где ты её взял?
– У нас на даче годами пропадала, – проследил за моим насторожившимся взглядом, – я помыл её и продезинфицировал, помыл несколько раз, правда.
