Записки Дмитровчанина - Борис Федорович Хазов
Так вот, о больнице. Априори считается, что больные неадекватны и могут быть опасны, как для окружающих, так и для себя. Поэтому в каждом государстве и в нашем тоже существуют «Законы», описывающие все процедуры, связанные с лечением и содержанием больных. Хочу сказать, что у нас «психиатрия» – это отдельная «параллельная» страна, со своими «законами», правилами и порядками. Больница – это фактически тюрьма. Попав в нее, ты становишься не «человеком», ты становишься психиатрическим больным, то есть по-простому «психом». С этого момента ты никто. «Псих» не имеет, никаких прав. Он не может действовать, да и просто жить сам по себе. Он лишен всего. Может быть, это правильно. Но представьте себе мое удивление, когда я узнал, что некоторые больные находятся в больнице по четырнадцать, семнадцать и более лет. Да в тюрьму на столько сейчас не сажают. А уж больных, лежащих в больнице по три-семь лет, вообще очень много. Оказывается, по нашим «законам» из больницы выписать психиатрического больного нельзя. Его могут забрать, из нее только близкие родные. А если они не забирают или их нет, то больной так и живет годами в больнице. Так вот, «больница» – это комплекс зданий за забором. Каждое здание имеет свои закрытые двери, открывающиеся специальными ключами, закрепленные или закрытые специальным бронированным стеклом окна и спецперсонал. Это врачи, медсестры и санитары. И оттого, какие люди входят в спецперсонал, зависит и жизнь больных, «психов», которые годами живут в закрытых помещениях. В больнице есть отделения «мужские» и «женские», есть своя кухня и хозблок. Есть и площадки для прогулок, огороженные высоким сетчатым забором. Спустя много лет я встретился с таким забором в «Сафари» парке в одной их «жарких» стран. Им огораживали территории где жили тигры и львы. Аналогия напрашивается…
Так вот, о персонале. У большинства людей представление о санитарах в психбольницах несколько искаженное. Представляются такие мордовороты, громадные, с низкоинтеллектуальными морд…, извините, лицами. Ну и так далее. И никто никогда не задумывался: а что же делают эти санитары? Каковы их функции? Если в обычных больницах санитарки ухаживают за больными, убирают помещения, выполняют много хозяйственных функций, то что же делают «санитары» в психбольницах? Попал я туда случайно. Со мной в «Шереметьево» работал посменно, так же, как и я, один парень. Он однажды попросил меня подменить его на несколько дежурств в психбольнице, где он работал санитаром. А так как наши дежурства в «Шарике», так называли аэродром Шереметьево, и в психбольнице не совпадали и к тому же была зима, то я согласился. Отчего не подзаработать. Кстати, я так там и остался работать. Меня он только предупредил, чтобы, когда я шел на дежурство, обязательно купил с собой, пачку сигарет и пачку чая.
И вот я стою перед дверью второго «мужского» отделения. В голове самые разные мысли. Позвонил, вошел. Меня уже ждала предыдущая смена. Вручили трехгранный ключ от дверей, оставили знакомиться с коллективом и больными. Знаете, я раньше никогда даже не задумывался о том, как и чем живут люди в «психушке», и больные и медики. Было немного не по себе и даже чуть-чуть страшновато. А когда вошел, увидел внешне похожие на обычную больницу помещения: коридор, крашенный какой-то унылой серовато-розовой краской, с дверными проемами без дверей, ведущими в палаты; кабинеты врачей и медсестер; большой обеденный зал со столиками на четырех человек и с большим телевизором; туалетами для больных и персонала; хозкомнатой-баней. Встретила меня старшая медсестра, этакая маленькая, кругленькая «колобушка», Александра Сергеевна, пенсионного возраста и познакомила меня еще с двумя медсестрами Татьяной Ивановной и Людмилой Петровной. Нас в смене работало четыре человека. Александра Сергеевна, знала про подмену санитара, и сразу меня стала обучать и инструктировать, заодно и успокоила. Сказала, что все, что надо делать, она по ходу работы расскажет. А потом проводили меня по всем помещениям и палатам, где представила меня больным, как нового санитара. Честно говоря, палаты, а их было пять, мне показались, какими-то общежитиями. Мужчины-больные, одетые в одинаковые брюки и пижамы, сидели, лежали на кроватях, кто-то прохаживался по проходам, кто-то смотрел в окно. Только когда Александра Сергеевна громким голосом потребовала, чтобы все шли в туалет умываться и готовиться к завтраку, все зашевелились. Так и началась моя работа. Утром всех поднять, как в армии. Отправить в туалет и мыться, а потом на завтрак. Все по команде. И все слушаются. После завтрака уборка палат, коридора и всех помещений. Тут то я и понял, зачем нужны сигареты. Дежурные по палатам, я их назначал, мыли полы и убирались, а потом подходили ко мне просили за это по сигаретке. А дежурные по местам общего пользования: столовой, коридору, туалета и другим, я заваривал покрепче, черный чай, почти «чефир». А потом попалатно все шли к процедурному кабинету и по очереди, которая выстраивалась в коридоре, пили лекарства, которые давали медсестры, или им делали уколы. Причем лекарство пили под контролем и медсестры проверяли проглотили они таблетки или нет, заставив открывать рот и показывать его им. А я как бы следил за порядком, чтобы очередь никто не нарушал. После проведения процедур, все были свободны, и каждый делал, что хотел. Кто спал, кто сидел на кровати, кто гулял по коридору. Когда приходили «доктора» и зав отделения, то иногда кого-то вызывали в кабинеты. А потом бывало так. Подойдет доктор с больным ко мне и говорит, называя фамилию больного: Этого на вязки. – Что такое вязки? Это такие ленты из крепкой ткани, которыми фиксируют, привязывают больного к кровати. Этому меня научили сразу, в первый же день работы. Как правило, все больные довольно спокойно воспринимают «фиксирование». Я тогда провожаю больного сначала в туалет (лежать-то может долго придется), а потом на кровать. Он разденется, останется в нижнем белье. И я его привяжу. Или за четыре точки (руки, ноги) или за пять – это грудь добавляется, как врач скажет. Ленты, которыми фиксирую, широкие, да методика крепления к кровати специальная. Руки и ноги при такой фиксации не затекают и кровообращение не нарушается. Потом накрою одеялом, поправлю подушку и все. Для меня все. А больному начинаю делать уколы, давать лекарства, а медсестры наблюдают за ним и ведут записи в журнале. Когда надо, скажут мне: «Отвяжи ненадолго. Пусть отдохнет, в туалет сходит». Отвяжу, а потом опять привяжу. За четыре года раза два было, когда под действием лекарств больные не
