Пантелеймон Романов - Рассказы
- Дожидаешься, батюшка?
- Отдыхаю,- сказал человек.
- Я вот с утра уж пришла. Избегалась наотделку.
- Что надо-то?
- Пособие получать, да никак не найду, где.
- Сейчас устроим... Послушайте,- сказал мужчина, обращаясь к пробегавшему человеку с портфелем,- где бы тут старушке пособие получить?
- Черт его знает. Где-нибудь тут надо искать,- сказал тот, остановившись и с недоумением оглянувшись по сторонам. Потом опять побежал.
- А в двадцатом номере не были? - спросил он, остановившись.
- Ходила уж туда, цифры все шли, шли подряд, а потом на восемнадцатом номере оборвались, и уперлась я в какой-то закоулок, не знала, как выйтить. На старом-то месте я уж приладилась получать, а теперь на новое переехали, никак не потрафишь.
- Я тоже,- сказал человек, сидевший на диване.- Только на другой конец города зря прошел.
- Что за черт!.. Мой стол увезли, оказывается? - закричал, выскочив в коридор, мужчина в шубе и без шапки.- Извольте радоваться, положил туда шапку, теперь шапка уехала. Хоть платочком повязывайся.
- Что ж это, тут всегда такие хлопоты?
- Всегда. Переезжают.
- А часто, значит, переезжают-то?
- Часто. То одно учреждение от другого откалывается, а то два в одно сливаются. Да и изнашиваются очень. Вот хоть наше учреждение взять: дали помещение хорошее, а через месяц обои изорвались, вместо стекол фанера везде, да еще каким-то манером водопроводные трубы лопнули, затопило всех, по комнатам уж на досках плавали. А то иной раз помещение какое-нибудь понравится, так и идет.
- Ну, теперь отдохнула, пойду дальше,- сказала старушка.
- А вы обратитесь в справочное бюро,- сказал пробегавший обратно человек с портфелем.- Вам все и укажут, а то ходите как слепые.
- А где оно, родимый?
- Черт его знает, кажется, пятнадцатая комната внизу.
Старушка поблагодарила и пошла вниз.
- Вниз-то хоть иттить легче,- сказала она с ласковой улыбкой, обращаясь к двум ломовикам в фартуках, тащившим конторку.
- Вот бы и ходила все вниз, а то зачем-то наверх лезешь!
- Да что ты все трешься тут? Проходу от тебя нет,- крикнул другой.
- Справочное бюро, милый, ищу.
- Да ведь ты другое что-то искала...
- А теперь это велели искать, родимый.
- Что ж ты подряд, что ли, взяла? Ну, проходи, проходи.
- Скажите, пожалуйста,- послышался внизу голос старушки,- где тут справочное бюро?
- Двадцатая комната, кажется, была, посмотри там.
Старушка подошла к 20-му номеру и прочла: информационное бюро.
Постояла, потом отошла, сказавши:
- Знать, уж чтой-то новое въехало.
Она опять полезла наверх, потом уселась на окне.
- Вот, как сердце слабое, хуже всего,- сказала она, увидев своего собеседника, спускавшегося вниз.
- Не дай бог. Сердце пуще всего,- а мне, оказывается, опять через весь город иттить. Их куда-то к заставе бросило.
- Переехали?
- Только вчера. Две недельки побыли тут - и дальше. Ну, да тут хоть гор нет, доберусь. Пойду, а то еще, глядишь, там не застанешь, за две недели много воды утекло.
Два мужика спускали вниз тяжелую конторку и застряли на повороте лестницы.
- Вишь, черт их, потрохов сколько набрали, да еще повернуться негде:
- Ну-ка, заноси свой бок, сейчас ходко пойдет. Так, пошло.
Что-то хрястнуло.
- Чтой-то там?
Передний, озабоченно оглянувшись, поставил свой конец на пол.
- Какую-то штучку тут отсадили.
Мужики ушли. За ними прошли какие-то барышни, тащившие под мышками охапки бумаг в синих папках.
- Куда господь несет? - крикнул им поднимавшийся навстречу по лестнице человек.
- Сливаемся с Соцвосом!..
Лестница опустела. Прошел вниз мужчина в пальто, без шапки, повязанный платочком, как повязываются на похоронах, чтобы не простудить голову, и, наткнувшись на старуху, спросил:
- Вам что надо тут?
- Справочное бюро, родимый.
- А в нем что?
- А кто его знает, батюшка!
- Как кто его знает! Что вам нужно-то?
- Пособие, батюшка.
- Так это - финансовый отдел надо... Хватилась - он уже теперь небось к Театральной площади подъезжает.
Старушка озадаченно посмотрела вниз по лестнице.
- Так это, значит, его, батюшку, у меня на глазах носили. Куда ж теперь-то мне бежать?
- Сретенский бульвар, шесть,- сказал человек и, поправив на голове платочек, пошел вниз.
Старушка посмотрела ему вслед. Потом села на ступеньку лестницы и сказала про себя:
- Отдохну немножко, потом пойду, покамест сердце не ослабело.
КОЗЯВКИ
На верхней слободе в трех семьях заболело сразу несколько человек. Совет послал в город за доктором, а домашние заболевших за коновалом, который никогда не отказывался от практики и не затруднялся никакими болезнями, будь его пациент лошадь или человек.
Двое больных оказались в семье портного. На завалинке его избы сидели - он сам, старушка Марковна и печник, когда пришел коновал.
С заросшей до глаз седой бородой, с кожаной сумочкой на поясе, на которой было изображение лошади из белого металла, весь обвешанный какими-то ремнями, коновал прошел молча и мрачно мимо сидевших прямо в избу, не поздоровавшись ни с кем.
Портной пошел за ним.
- Вот в городе один доктор на человека, другой на лошадь, третий еще на что-нибудь, а наш Петр Степаныч не разбирает,- и лошадей, и людей, всех валяет.
- Молодчина.
- Голова очень работает. И строг.
- Без этого нельзя. Ежели доктора не бояться, это уж последнее дело,сказал печник.
В избе портного лежало двое в жару. Коновал подошел к ним и несколько времени строго смотрел на них. Портной несмело выглядывал из-за его плеча.
Коновал бросил смотреть на больных и недовольно, подозрительно обвел взглядом стены. Они были только что выбелены, в избе было подметено.
- Когда белили? - спросил коновал, поведя заросшей шеей в сторону хозяина.
- Вчерась побелили.
- Зачем это?
- Почище чтоб было.
- Что - почище?
- Да, вообще, чтобы... Доктор в прошлом годе говорил, чтоб первое дело чистота.
- Уж нанюхались... Чистотой, брат, не вылечишь.
- Вылечишь не вылечишь, а приостановить...- сказал несмело портной,- чтобы эти не разводились.
- Кто эти?
- Кто... Что от болезни разводятся.
Коновал только посмотрел с минуту на хозяина, ничего не сказал и, отвернувшись, стал на столе раскладывать свои лекарства, доставая их из кожаной сумочки.
- Что ж, лекарство-то одно и то же, что вчерась корове давали, Петр Степаныч? - спросил портной.
- А тебе какого ж еще захотелось?
Лечебные средства у него одни и те же; что для лошадей, то и для людей. Поэтому, если лошади молчат при его лечении, то люди кричат не своим голосом или лезут на стены; при разных болезнях одни и те же средства. Но чем болезнь сильнее, тем доза больше. Причем если со здоровыми он суров, то к больному подходит с выражением палача, у которого есть личные счеты с преступником. Пронизавши его, как следует, взглядом, коновал засучивает рукава на своих узловатых жилистых руках и принимается мазать мазью. А когда больной начинает пересчитывать всех святых и поминать родителей, коновал отойдет, опустит засученные руки, посмотрит на него и скажет: - Взяло... Кричи, кричи больше, с криком боль выходит.
Докторов он ненавидит какою-то острой ненавистью, смешанной с презрением, во-первых, как конкурентов по практике, во-вторых, как явных и наглых обманщиков.
Вдруг сидевшие на завалинке прислушались: из избы послышался крик и причитания, как будто у кого-то добрались до живого места.
- Взяло...- сказал печник, послушав еще немного.- Сейчас должно выйти. Скажи, пожалуйста, как дерет, словно шкуру с него спущают.
- А ведь уж без памяти совсем лежал и голоса не подавал.
- Тут, брат, мертвый в память придет.
- Да, уж этот работает без обману.
Из избы вышел портной и, махнув рукой, сел на завалинку.
- Не приведи бог,- сказал он,- болеть плохо, а уж лечиться вовсе - другу и недругу закажешь.
Через минуту вышел и коновал. Но не как врач, окончив лечение, выходит, чтобы успокоить родственников, а как строгий обвинитель. В руках у него был какой-то пузырек с больничным ярлыком.
- Это что у тебя? - спросил он у портного.
- Да это так... Прошлый раз в город ездил, в больнице дали.
- Что ж, там всем дают, кто и не просит? - спросил иронически коновал.
- Нет, да ведь как сказать-то... все думается.
Коновал ничего не сказал, только поболтал лекарство, посмотрел его на свет и забросил далеко в крапиву.
- Теперь думаться не будет,- сказал печник. И прибавил:- Это верно, что доктора не могут, фасон один.
Коновал долго молчал, потом сказал нехотя:
- Какие доктора... Есть доктора, которые помогают. А только теперь их нету. Одно жульё да шантрапа осталась. Нешто он тебя может понимать? У этих, как чуть что - за чистотой смотреть или хуже того - в стекла рассматривать.
- Отвод глаз,- сказал печник, набивая трубку.
- Чистоту соблюдают, чтобы эти не разводились,- сказал нерешительно портной.
