Devil ex machina - Марьяна Куприянова
– Так будет лучше.
– Что ты сказал?
– Будет лучше, если ты уйдешь. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Честно.
– Хорошо. Ответь на один вопрос, ладно? Всего один. Спектакль был или нет?!
– Был. Но я ставил его с однокурсниками. Никакого Яна в нашей компании не было. А ты разве приходила на постановку?
Фаина странно посмотрела на него и вышла из комнаты. Здесь она больше ничего не добьется. Но у нее была слепая надежда, что кто-нибудь должен вспомнить его, ведь механизм работает неидеально, если ей это удалось!
Она стала стучаться ко всем и задавать одни и те же вопросы, стараясь не показаться сумасшедшей. Сохранять самообладание удавалось с трудом, особенно слыша от всех одно и то же, видя перед собой один и тот же изумленный взгляд. Удивление плавно перетекало в испуг, когда соседи понимали, что с Фаиной снова что-то не так, если она ходит в каждую комнату с безумными глазами и окровавленными пальцами и задает странные вопросы. Это означало лишь одно: прежняя Фаина вернулась.
Прежняя Фаина опросила всех до единого, заранее зная, что Яна никто не вспомнит. Так все и произошло. Исключение из правила еще не редуцирует правило. А Фаина всегда была исключением – на ней обычно стопорились законы и механизмы этого мира, потому что она сама отрицала их. Это делало ее особенной, но и приносило множество страданий. Свою роль приходится искупать, и цена слишком высока.
На все вопросы, касающиеся Яна и его роли в их общем прошлом, жильцы задумывались на пару мгновений, запуская внутри себя известный ей алгоритм, который приводил к незримой преграде, из-за которой приходится обходить то, что находится под запретом. Пробел. Стерто. Ей до боли знакомо это состояние, в котором пришлось жить долгое время после комы.
Ян выбросил себя и все воспоминания, с ним связанные, из жизни этих людей. Как выбрасывал в море огромные валуны в человеческий рост, когда они гуляли по дикому побережью. Он с легкостью поднимал их, эти гигантские камни, обглоданные холодной соленой водой, и швырял далеко в воду, чтобы впечатлить Фаину… Временами он вел себя, как обычный парень, и это умиляло. Янхъялла заботился о ней, стараясь причинить минимально вреда в последние проведенные вместе часы. Но природы не изменить.
Фаина вернулась к себе с пустыми руками. Понимая, что распечатала в своем подсознании запретный сундучок, который должен был остаться нетронутым до конца ее жизни, она впала в отчаяние. Ян сделал это из желания позаботиться о ней, не хотел, чтобы его Фаина страдала, вспомнив все, что было, когда придет в себя. Не хотел, чтобы она мучилась всю оставшуюся жизнь. Или наложила на себя руки. Знал, что она способна на многое. И не мог допустить этого.
Янхъялла, где же ты сейчас? Неужели никогда не вернешься ко мне? Знаешь ли, что со мною сейчас происходит? Видишь ли меня оттуда? Помнишь ли вообще о своей Фаине?
Фаина не сожалела, что вспомнила то, чего не следовало, ведь именно так она сумела найти прежнюю себя и обрести твердую опору под ногами. Теперь известно, кто она такая и что с нею произошло. Со свежей информацией многое встало на свои места. Очевидно, что диабет, кома, больница – умело организованное прикрытие. Люди не должны были заподозрить правды, а Фаина не должна была испытывать проблем до конца своих дней. По-настоящему отведенных ей дней. Дожить до старости и ни о чем таком не вспомнить. Неужели Ян полагал, что ее чувства окажутся слабее, чем его фокусы? Когда он говорил Фаине, что она слишком сильна и уникальна для обычного человека, он не догадывался, что в этих словах гораздо больше смысла, чем он вкладывает. Точно так же, как Гена, сравнивший однажды Яна с хамелеоном, не подозревал, на какие перевоплощения тот способен.
Хотелось выть от собственной беспомощности. Неужели Ян действительно думал, что она ничего не вспомнит и заживет простой человеческой жизнью: встретит молодого человека, влюбится, выйдет замуж, родит ребенка… Он хотел дать ей право обладать стандартным набором людских «радостей», потому что сам не мог предложить ей ничего, кроме мучений и смерти. Но это не так. Он наградил ее тем, что сильнее любви в человеческом понимании. И она полюбила его. О, как сильно и трепетно она его полюбила. И как тяжко далось ей признаться себе в этом. Ее сердце завяло отравленным цветком, который остается выбросить за ненадобностью.
Янхъялла ушел. Скорее всего, навсегда. И не было уверенности в том, что, возвратившись в свой мир, он не забыл о ней и обо всем, что между ними случилось. А как много всего случилось! Целая жизнь, замечательная, живая, наполненная событиями, пронеслась за эти несколько месяцев с конца зимы. Целая жизнь…
Фаина прорыдала до утра, прижимая к груди подушку. Ею она приглушала свои крики и одновременно получала поддержку через воображаемые объятия. Мысли о самоубийстве не раз посещали ее за эту долгую, исполненную мучений ночь. Останавливали две вещи: первое – брат, родители и Гена очень расстроятся; второе – Ян не хотел, чтобы она так поступила, иначе не инсценировал бы диабетическую кому и амнезию.
Он хотел, чтобы она прожила долгую спокойную жизнь. Без него, но ради него. Не поинтересовался, хочет ли этого она, потому что знал, что не хочет. Как всегда, Ян лучше всех все знал и сам принял решение. Не дать ей умереть. Жестокое желание! Эгоистичное. Но все, что ей остается, это сделать так, как он планировал. Все предрешено Яном и случается с его согласия и позволения: ведь так было всегда. Даже сейчас, после его ухода. В конечном итоге, можно вообразить себе, будто он умер, оставив ее одну. Ушел не по собственной воле, но очень хотел бы, чтобы она за ним не следовала, а терпеливо ожидала своего часа.
Горькие мысли о несправедливости мироздания в течение ночи жалили Фаину подобно стае электрических скатов, плавающих над ней, валяющейся в беспамятстве и агонии.
Она больше никогда не увидит Яна. Никто, кроме нее, не помнит о нем. У нее не осталось даже фотографии. Только запись в дневнике.
Спазмы в легких и в глотке сковывали дыхание, боль распространилась по всей грудной клетке. Горло пересохло, лицо опухло, а слезы закончились. Только сухой
