История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова
10.2 Realiora
10.2.1 Advitalitum60
Тео показалось, что он под водой и какая-то сила, как давление огромной морской волны, вот-вот собьёт его с ног. Только отыскав взглядом загадочного собеседника, он почувствовал некоторую опору. Хорошо, что, уходя из Школы, Тео пообещал себе принимать всё, что встретится ему на пути – и теперь можно было не тратить время на размышления о существе происходящего. О том, что не написано в книгах библиотеки Ледяного Замка (и главное – почему?). Надо было понять, как жить здесь и как помочь спасти отца этого странного мальчишки.
– Это реальнейшее, – сказал Унимо, всё ещё не отпуская руку Тео. Он слишком ярко помнил, как первый раз оказался здесь, вытолкнутый письмом отца, помнил своё отчаяние и ощущение того, что мир проглотил тебя, как огромный кит – маленькую креветку, – здесь бывает страшно, но вообще здесь прекрасно. Здесь каждый может только то, что может.
Тео кивнул. От тепла руки Унимо он чувствовал рядом нечто огромное и сильное, и не приходилось сомневаться, что этот мальчишка здесь может многое.
Ум-Тенебри попросил своего спутника вспомнить день ареста и то, как несправедливо обошлись тогда с человеком, который всего лишь называл себя Защитником и говорил вслух то, о чём громче колоколов Собора думали горожане.
Бывший слушатель для верности закрыл глаза и легко открыл страницу того дня. Чувствуя, что волна гнева от несправедливости происходящего становится выше него, он испуганно распахнул глаза, как в детстве, когда снились кошмары про тех, кто больше и сильнее – и в реальности прячутся от тебя, чтобы выгадать время и напасть, когда взрослых не будет рядом…
– Неплохо получается! – услышал он одобрительный комментарий Унимо и стряхнул с себя сонную оторопь.
– Здесь легко завязнуть, – пробормотал Тео, благодарно сжимая спасительную руку.
Так они вернулись к площади, где горожане продолжали делать вид, что пришли прогуляться по старому Тар-Кахолу. Но в реальнейшем не оставалось никакого сомнения: их привело сюда то самое чувство, которое не позволяет делать или не делать что-то только потому, что так поступают другие, только потому, что так происходит. Солнечный зайчик, прыгающий по ступенькам древнего храма – то, что существует, пока есть солнце, солнце сознания и этой жажды быть в том мире, который, так или иначе, пусть даже и сквозь сумрачные времена, но следует к свету.
Унимо попробовал припомнить всё, что делал Форин – конечно, смешно было бы надеяться, что он сможет так же. Да и не могло быть в реальнейшем ничего «такого же». Но с чего-то надо было начать. Сильное, сияющее чувство Тео и неравномерное мерцание от людей на площади – это увидел Унимо, когда захотел увидеть, и из этого наверняка можно было что-то приготовить.
Странно, но, живя в столице, Ум-Тенебри никогда не задумывался, почему власть в Шестистороннем устроена так, а не иначе. Друзья отца иногда затевали длинные споры о политике, которые неизменно скатывались (или, вернее было бы сказать – возносились) к обсуждению поэзии или философии. Эти разговоры о правителях, указах и судах были словно беседы о погоде – непринуждённые и описательные, не стоящие внимания больше, чем на несколько полос ежедневных газет. И сейчас Унимо впервые почувствовал, что за этими скучными и неважными вещами стояли люди – те, кто ходил с ним по одним улицам. Что для того, чтобы он мог не отвлекаться на газетные заголовки, все эти люди – и ещё больше тех, которые уже исчезли, – каждый день ступали на мостовые города, в котором они хотели жить.
Унимо знал, что это всё особенности восприятия в реальнейшем – но решил когда-нибудь об этом подумать. Когда спасёт отца. Когда будет много времени. «То есть никогда», – понимающе усмехнулся злой дух реальнейшего.
Но сейчас нужно было добавить к тому сиянию, которое окружало образ несправедливо схваченного птичниками Астиана Ум-Тенебри, что-то от себя. Что-то очень сильное. И Унимо было страшно. Он не мог просто, как в детстве, верить в то, что отец самый-самый (добрый, умный, сильный, храбрый… с этим детски-наивным синкретизмом), и даже просто в то, что отец любит его. У стремления во что бы то ни стало помочь отцу не было прочных оснований. Кроме надежды. Надежды на разговор.
Унимо показалось, что он нащупал то самое – то, на что можно было опереться. Больше всего, искренне и неотменимо, он хотел именно поговорить с отцом – ибо как раз эта безответность, односторонняя незавершённость не давала ему смириться. Выпущенное на волю опасное желание поднялось огромным огненным смерчем…
– Здравствуй, сын, – послышалось за спиной.
Мир накренился, и Тео, руку которого Унимо тут же выпустил, не смог устоять на ногах и упал в траву.
– Тихо, тихо, – прошептал Астиан Ум-Тенебри, оглядываясь, словно и правда был сбежавшим из тюрьмы узником, – пойдёмте туда, – и указал на тихий тенистый переулок – идеальное место для того, чтобы перевести дух.
Не чувствуя ничего, Унимо всё-таки заставил себя захотеть, чтобы с Тео всё было хорошо, и тот, дрожа всем телом, поднялся на ноги.
– Защитник… теперь… теперь я вижу, – Тео не отрываясь смотрел на того же странного человека, которого совсем недавно хотел спасти от птичников. Точнее, не человека. А может, и человека тоже – но как же тогда…
Голова невозможно кружилась. Астиан в свою очередь заботливо протянул руку и придержал Тео, рискующего снова упасть с высоты своего роста.
– Кстати, пока ещё помню: там в соседней камере был кто-то из ваших, кажется. Потому что тюремщики называли его просветителем, да и вид у него такой… просветлённый, – недавний узник усмехнулся.
Думать в реальнейшем было сложнее, и самые простые мысли приходили с опозданием: какое-то время требовалось для проверки их на прочость.
«Это ведь Инанис! Это Инанис», – думал Тео, понимая, что его сил не хватит на просветителя, которому грозила, видимо, смертельная опасность.
– Пожалуйста, освободите его. Я хочу, чтобы вы освободили просветителя Инаниса, – набравшись наглости, выдохнул Тео.
Его пожелание-просьба звучало не очень убедительно, но Астиан, видимо, и сам хотел освободить соседа по заключению, поэтому покладисто кивнул. И через мгновение Тео увидел в центре аллеи Инаниса, занятого тем, чтобы скрыть своё удивление.
Решив не церемониться с объяснениями, Астиан просто перенёс всех четверых в переулок. В тень раскидистого платана. В крупнозернистое время.
– Надеюсь, вы извините нас, – любезно улыбнулся Астиан Ум-Тенебри, – я должен сыну разговор. Мы скоро вернёмся. А потом отправимся освобождать Ледяной Замок. Вы ведь этого хотите, да?
Не дожидаясь ответа, Астиан перевёл стрелки пространства и времени так, что они с сыном оказались когда-то давно на втором этаже особняка Ум-Тенебри. В комнате маленького Унимо. Даже сшитый матерью
