Первая в списке - Магдалена Виткевич
*
– Он так и не узнал? – тихо спросила Карола.
– Нет. Ни он, ни Патриция.
– Ну это не совсем справедливо с твоей стороны, – сказала она с упреком.
– А он был справедлив со мной? Зачем мне нужен был тот, на кого я тогда и смотреть не могла? Зачем мне было сообщать ему о чем-то, что делало меня счастливой? Я действительно не хотела, чтобы он лишил меня этого. Не думаю, что он вообще стал бы претендовать на что-либо… но все же… я не могла рисковать.
– Это эгоистично.
– Согласна.
– Где он сейчас?
Я закурила еще одну сигарету. Карола больше не обращала внимания на дым. Она сидела уставившись в меня карими глазами Петра.
*
Моя мама, конечно, узнала о беременности. В своей наивности она думала, что, как только я скажу ему о ребенке, Петр тут же вернется ко мне. Однако глава под названием «Петр» в книге моей жизни была прочитана и закрыта. Я жалела только о тех годах, которые мы провели вместе. Интересно, когда эмоции утихнут и я смогу спокойно рассказать моему ребенку, кто был его отец? Иногда я ловила себя на том, что уже подходила к телефону, чтобы позвонить Патриции. Когда-то она была первым человеком, который узнал бы о моей беременности. Она, наверное, даже пошла бы со мной в ванную и проверила, правильно ли я делаю этот тест. Но теперь я уже не могла ей звонить. Я осталась одна.
Бабушка сходила с ума. В положительном смысле. Нашла для меня гинеколога и сама пошла к нему вместе со мной. Точно верный муж и отец, ждала она – то сидя под дверью кабинета, то прогуливаясь по коридору поликлиники.
– Восьмая неделя! – сказала я, когда вышла. В руке я держала распечатку УЗИ. – Плановый срок двадцатого апреля. – Я улыбнулась. Тогда впервые за долгое время я почувствовала себя счастливой.
Теперь я считаю себя глупой, безответственной. Я вообще не задумывалась над тем, на что буду жить. У меня не было ни работы, ни мужа, а отцу ребенка, от которого могла бы получить алименты, я совсем не хотела о нем рассказывать. Возможно, я воспринимала эту беременность как искру надежды в моей не слишком счастливой жизни? Я не допускала мысли, что эта искра может погаснуть. Бабушка защищала меня как сокровище. Теперь я думаю, что ей стоило бы меня тогда как следует встряхнуть, да так, чтобы я вернулась в реальность. Потому что сама я пребывала в странной эйфории беременности, в которую я резко поднялась прямо с самого черного дна.
– Дай мне поговорить с ней, – несколько раз слышала я своего отца.
– Ладно, поговори. Только помни: сейчас ее нельзя волновать. Она и так уж вся на нервах.
Так и получилось: никто меня не расстраивал. Кроме бабушки, которая уж расстроила, так расстроила. Но, прежде чем это сделала, она успела переписать на меня дом в Оливе.
– Дорогая, я уже старая. Неизвестно, сколько мне осталось времени небо коптить. Ты молодая, скоро вас будет двое, я бы хотела немного подстраховать вас…
– Бабушка, ты к чему клонишь?
– Я договорилась с нотариусом. Хочу переписать дом на тебя. Помни: дом твой, и ты решаешь, что с ним и как: захочешь – продашь, твое дело. – Она посмотрела мне в глаза. – У меня продать не получится – у меня к этому дому чувства. Здесь я родилась, твоя мама тоже здесь играла. Но я не хочу, чтобы он стал обузой для тебя, если продашь – не обижусь.
– Бабушка, ты так говоришь, будто с минуты на минуту собираешься отойти в мир иной.
– Человеку не дано знать ни дня, ни часа, – философски заметила она.
Дом был переписан на меня менее чем за неделю. Бабушка никогда не трепалась попусту. Она всегда делала то, что решила. Ее не стало несколько дней спустя после того, как дом стал моей собственностью. Инсульт. Это произошло внезапно, никто не ожидал. Скорая приехала слишком поздно.
Я снова роптала на судьбу. У меня вдруг появились претензии к пани Данусе, что та не спасла бабушку, не сумела вовремя рассмотреть опасность. Были у меня претензии и к бабушке, что оставила меня в этом большом доме, с которым я совершенно не знала, что делать. Я думала, что все худшее уже позади. Сколько раз я так думала в прошлом! И эта чертова судьба всегда показывала мне, что я ошибалась. Не надо думать, что тебе хуже некуда, – всегда может быть хуже. Всегда!
Только через несколько лет я узнала, что бабушка все спланировала заранее. Она знала, что больна и что может уйти в любой момент. Заставила пани Данусю молчать, чтобы та никому ничего не рассказывала. Отсюда спешка в переписывании дома. Бабушка до конца не хотела никого беспокоить.
После похорон я отправилась спать в ее дом, ставший моим. Впервые с тех пор, как она умерла, потому что за несколько дней до ее смерти я переехала к родителям. Я проснулась ночью. Я чувствовала, что со мной происходит что-то странное. Я включила свет. На простыне было красное пятно. Кровь. Много крови.
Бабушка ушла из этого мира не одна – взяла с собой моего ребенка. Может быть, она знала, что для меня в жизни так будет легче?
Я оделась, вызвала такси и поехала в больницу на Заспу. Спасать было нечего. Я помню – когда сидела в коридоре и ждала выписку, а рядом со мной были еще две грустного вида девушки, – из кабинета врача вышла молодая женщина в зеленой пижаме с надписью «Happy woman in bed»[7]. Ирония судьбы.
*
– Ты потеряла его… – тихо сказала Карола.
– Да. Когда я добралась до больницы, уже все было кончено.
Она придвинулась ближе и обняла меня. Давно никто не обнимал меня так. Нежно, с сочувствием.
– Может, хочешь чего-нибудь выпить? – спросила я и встала, но, наверное, только для того, чтобы вырваться из ее объятий.
– Есть что-нибудь холодненькое? – спросила Каролина.
– Только вода.
– Ладно, годится.
*
Я вернулась домой и уже знала, что делать. Я была уверена в этом, и мне было неважно, что скажут родители. Я сделала то, что считала правильным. Утром я позвонила родителям. Я не смогла сделать это раньше. Только
