Первая в списке - Магдалена Виткевич
У меня было ощущение, что мама боится вообще что-либо сказать, потому что каждое ее слово только усугубляло ситуацию. Она оставила меня в покое, и я отправилась в постель. Я даже не стала умываться. Она уединилась на кухне, делала мои любимые русские пельмени[6], испекла пирог. Но я ничего не могла проглотить. При мысли о еде меня тошнило. Мама приносила тарелки, а через какое-то время уносила все назад холодным. Я просто пила чай. Так прошло несколько дней.
За это время никто не пытался со мной связаться. Во всяком случае, мама никого ко мне не пропустила.
В воскресенье утром я встала, приняла ванну. Потом в халате я снова легла. Звонок в дверь, я уже было хотела открыть, но мама меня опередила.
– Привет, Петр, – услышала я холодный мамин голос.
Она никогда его так не называла. Она называла его «Травка» или «Пётрусь». И всегда нежно.
– Здравствуйте, – тихо сказал Петр. Его голос вызвал лавину воспоминаний. И самых чудесных, и самых болезненных. Сначала я подумала, что он пришел извиниться, поговорить, чтобы хоть немного объяснить, что произошло, ведь нельзя же оставлять людей вот так, без объяснения.
– Я принес вещи Ины, – объявил он. – Простите.
Потом тишина, стук двери, все, конец. Это действительно был конец.
Но не тот, где «и жили они долго и счастливо». Я вышла в коридор и увидела картонную коробку. Мама попыталась прикрыть ее собой, чтобы я не увидела ее и не разрыдалась. Но я все увидела. На самом верху лежала моя ночная рубашка, та, в которой я ночевала у него. Он подарил ее мне после нашей первой настоящей совместной ночи. Я увидела ее, и мне стало плохо. Я почувствовала, что весь завтрак, который приготовила мама, подступил к горлу. Меня стошнило.
Я вернулась в комнату, собрала все его вещи и сложила в сумку. Когда я ее закрыла, то почувствовала, что это действительно конец. Но говорят, каждый конец – это начало чего-то нового, лучшего.
Очень хотелось в это верить.
*
Гданьск, 21 августа, больница
Не бойтесь мечтать. Мечты сбываются.
Стоит только сделать первый, самый трудный шаг. Потом будут второй и третий шаги, тоже нелегкие. Перед вами даже может вырасти стена. Но как знать, может быть, достаточно толкнуть ее – и она рухнет, и как раз за ней скрывается ваша мечта?
*
Сразу после защиты я перебралась к бабушке. Она жила в большом, но уже порядком обветшалом доме в старой части Оливы. Я решила, что нам обеим нужна поддержка. Бабушка, хоть и была еще в силах, постоянно сообщала, что скоро умрет, но проблем семье при этом не доставит. Такая она была. Непроблемная. Зато решала все проблемы у всех, гладила по головам, лечила разбитые сердца. Мое сердце она тоже пыталась вылечить, но это было не просто.
Я ворочалась с боку на бок, мой пищевод сжался. Я все еще не могла ничего есть, моим единственным желанием осталось проспать всю жизнь.
– Каролинка. – Бабушка никогда не называла меня «Ина». – Детка, с этим надо что-то делать. Может быть, я позову Данусю?
Дануся была педиатром. Она знала и лечила меня с рождения. Они с бабушкой были подругами. Если бы не она, бабушка вообще не ходила бы к врачу.
– Яся, не забывай, что я педиатр, – защищалась пани Дануся. – Тебе гораздо больше подошел бы гериатр!
Она все пыталась убедить бабушку, чтобы та отправилась к – как она сама выразилась – настоящему врачу. Бабушка, однако, отличалась прекрасным здоровьем и ни с каким врачом, кроме пани Дануси, своей подруги, встречаться не собиралась.
Я не хотела никого видеть, но бабушка все равно вызвала ее. У Дануси уже были проблемы с коленями, и она неохотно выбиралась в гости, но бабушка убедила ее, что я сама ни за что из дому не выйду. Так что Данусе пришлось сесть в автобус и приехать. Она вошла в мою комнату, села рядом со мной и только смотрела. Она даже ничего не сказала.
– Вы что же, так ни о чем и не спросите? – начала я первая.
– Нет, почему же, спрошу: как прошел день?
Впервые кто-то спросил меня, как прошел день, а не то, как я себя чувствую.
– Как прошел день? Пожалуйста, – не без ехидства начала я. – Встала, почистила зубы, позавтракала. Яичница. Потом я попила ячменный кофе. А потом мне стало плохо, и меня стошнило. Так что какое-то время я ничего не ела. Потом съела печенье и попробовала выпить кофе, но при одной мысли о кофе меня тошнит, и я перешла на чай. Мятный. Продолжать?
– Продолжай.
– Ну, а что потом? Ничего. Просто лежала. И больше меня не тошнило, потому что было нечем. Какой диагноз?
– Когда это случилось?
– Что? Когда Петр меня бросил? Две недели назад.
– Нет. Когда у тебя были месячные?
– Срок? Вы что же, намекаете, что я беременна?
– Ни на что я не намекаю, – ответила пани Дануся.
– От стресса они тоже сдвигаются. У меня так всегда. Задержка может составить целый месяц.
Она понимающе кивала головой. Я чувствовала себя как в психлечебнице. В роли сумасшедшей, конечно, я, а пани Дануся в роли психиатра, который со всем соглашается, лишь бы не рассердить больного на голову.
– Ты должна пройти тест. Я не смогу принести его тебе, потому что меня ноги подводят. Бабушку тоже не гоняй. Оденься и выйди, наконец, из дому.
– Как это?
– Хватит, Каролинка. Я знаю тебя с рождения. Надевай штаны и отправляйся в аптеку. Возвращайся с тестом.
Конечно, я ей не поверила. Я поскандалила, что обе, дескать, сговорились за моей спиной. Я даже оделась, чтобы они отстали, но я совершенно не собиралась выходить из дома – закрылась у себя и смотрела телевизор. Я хотела, чтобы пани Дануся, наконец, ушла. Я была очень зла на бабушку за то, что, несмотря на мое несогласие, пани Дануся пришла к нам в гости. Уже почти стемнело, а она все еще сидела.
– Каролинка, может, проводишь пани Данусю домой? – попросила бабушка. – И еще кордафен у меня закончился. Купишь мне по дороге, когда будешь возвращаться, хорошо?
У меня действительно не было желания провожать бабушкиных подруг, но я не могла отказать ей в покупке лекарств. У бабушки была гипертония, и ей
