Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик
Колбасов упрямо выпятил подбородок.
– Но ведь двуглавые орлы существуют! Этого вы не станете отрицать?
Аладдин
Юноша сидел на перевернутой бочке возле гаражей и смотрел на дорогу. Изредка проезжающие автомобили поднимали в воздух клубы песчаной пыли.
Он уже облазил весь гараж вдоль и поперек, вытащил к выходу грязные велосипеды, а отца все не было.
«Сколько мне еще ждать? Если мы не проедем сегодня хотя бы сто метров, значит, лето прошло напрасно».
От очередной легковушки поднялось песчаное облако. Андрей сплюнул и натянул на нос клетчатый тонкий шарф, который защищал его от городской пыли. Может, из-за того, что он приезжал в этом шарфе каждое утро в школу на велосипеде, или потому, что глаза у него были карими, а брови густыми, приятели прозвали его Аладдином, или Элом, хотя не было у него родственников с востока, а кожа была светлой от рождения.
Впрочем, он не обижался на это прозвище. Ну и что с того, что он похож на персонажа мультфильма? Правда, Андрей не отказался бы от летающего ковра: это было бы очень кстати в связи с началом учебного года – сесть на него и улететь.
«Если папа узнает, что я на первой же неделе успел получить пару по алгебре, то опять всю дорогу будет молчать. А уж эта грымза позаботится о том, чтобы он узнал…»
Следующая машина показалась Андрею знакомой.
«Папа столько воевал, а все, что ему вручили, – это ведро».
Однако Андрей знал, как «ведро» могло разгоняться, отец хорошо следил за своей жестянкой. Юноша встал, откинул назад отросшие до самых глаз каштановые волосы, и его худая фигура снова исчезла в клубах песка, поднятого шинами в воздух.
Скрипнули тормоза, хлопнула автомобильная дверца, и из облака пыли раздался голос:
– Привет, бандит. Когда идем грабить поезд?
Юноша снял с лица платок. На зубах скрипел песок.
– Ты чего так долго? Я уже сорок минут тут сижу!
«Я скучал. Мама снова ко мне цепляется. Мы не виделись больше двух недель» – это если ту же мысль передать другими словами.
Отец носил свои командирские часы без ремешков в кармане – на правую руку надевать их было неудобно. Он мельком взглянул на циферблат и убрал часы обратно.
– Извини. Нам устроили педсовет. Будь моя воля, я был бы здесь на три часа раньше тебя. Да ты оброс, как зубр! У меня в гараже лежит болгарка, подровняем тебе челку?
– Не начинай, как мама!
– Как мама? Да у меня никогда так хорошо не получится.
– Зачем тебе эти старые часы? – спросил Андрей.
– Хочешь такие же?
– Хочу.
– Когда-нибудь я тебе их отдам.
– Когда-нибудь?
– Когда будет подходящее время.
Андрей больше не дулся. На отца вообще невозможно было долго обижаться.
– Идем, что там у тебя?
– Кажется, что-то с камерой и тормоза барахлят.
– Колесо проверишь сам. Держи!
Отец вытащил из багажника велосипедную камеру и бросил Андрею.
Они перевернули велосипеды и принялись за дело. Юноша знал, что с заменой камеры отец одной рукой справится быстрее, чем он двумя, но был рад возможности самому повозиться с велосипедом.
– Стой, не выкидывай. Засунь в ведро с водой и по пузырям поймешь, где дырка.
– Зачем, она же проколотая? Какой с нее прок?
– Одноразовое поколение! Привыкли жить на всем готовом. Ты на ней еще два года сможешь ездить.
– Ладно. Чего делать-то?
– Придумай сам.
– Можно взять с той полки мембрану, вырезать небольшой круг и приклеить.
Отец кивнул. Андрей взял ножницы и растянул черную резину.
– Как бабушка, пап?
– Полдня лежит. Читала вслух Данте, когда я завтракал. Говорит, что ее заберут в восьмой круг, потому что она любит давать людям дурацкие советы.
– О, мы должны были эту книгу читать летом. Меня хватило только до третьего круга.
– Слабак. Дальше – самое интересное.
– Не могу, этот древний язык и все эти рифмы… Слушай, как ты можешь так долго сидеть с бабушкой? Я имею в виду – как тебе не скучно?
– А у меня есть выбор? Это ведь моя мать. Сначала нужно зачистить наждачкой. Три не сильно. Теперь клей.
Андрей украдкой посмотрел на отца – когда тот закручивал гайку, на виске под кожей проступил кровеносный сосуд. «Раньше там ничего не было».
– Я бы не смог просидеть с мамой и часа. Мы все время торчим в разных комнатах. Что бы я ни взял в руки, ее все бесит. – Аладдин выдавил клей и осторожно приложил заплату.
– Ты смог бы, если б узнал, что она тяжело болеет.
Голос отца стал угрюмым.
«Почему он защищает мою мать? Она ведь его бывшая жена. Сам он не смог с ней жить, вполне здоровой».
Андрей представил, как узнает о том, что мать заболела, – наверное, они больше не будут ссориться. Что за глупость? Неужели кто-то должен быть при смерти для того, чтобы между людьми воцарился мир?
– Ты же знаешь, какой у нее тяжелый характер, пап.
– Что об этом говорить? Слова на ветер.
Лицо отца сделалось темнее тучи. Андрей мог на этом остановиться, но все же спросил:
– Почему я не могу переехать к тебе? Я все равно только раздражаю ее.
– Я уже тебе говорил сто раз. Во-первых – суд. Во-вторых…
