Свистопляска - Игорь Фомин
Боль со временем поутихла, но томило одиночество. А тут ещё в деревне стало твориться неладное. На дворе стоял 1990 год. Сельмаг опустел, пропали даже спички и соль. Мужики материли коммунистов. Стали крепко попивать, что ни день – прогулы.
Председатель Кондрат Трифонов, все эти годы державший колхоз в передовых, совсем извёлся. Ночью в сельсовете кто-то разбил все стёкла и вывел на стене: «Х…й на Трифонова и КПСС». Не выдержало сердце старика, через два месяца помер. На его место выдвинулся некий Герчиков, из области. Он называл себя беспартийным демократом, громил «старые методы хозяйствования» и приводил в пример Америку.
– Что такое колхоз? Это агроГУЛАГ, сталинский пережиток. Коллективизация уничтожила Россию! Земля осталась без хозяина! И что мы получили? В 1913 году Россия не только себя кормила, но и баржами возила хлеб в Европу. А сейчас мы побираемся у Запада, надеемся на импорт. На бумаге – одни «перевыполнения», а сами голой задницей сверкаем. Знаете ли, вы что у среднего американского фермера по две-три личные машины, и я ещё не считаю его барышей в банке. Зайдите «там» в обычный магазин – 80 сортов колбасы на прилавках. А у нас за бормотуху глотки друг другу рвут.
Герчиков предложил создать под его началом кооператив свободных фермеров, передать в долевое пользование свои паи.
– Сначала, придётся потерпеть. Возьмём ссуду, закупим технику импортную. Через годик-другой выйдем на самоокупаемость, наладим поставки в область, в Москву. Там, глядишь, за кордон потихоньку начнём продавать. Здесь организуем СП, скажем, с французами. Будем к ним ездить, опыт перенимать. Народ у нас работящий, но избаловал вас Лёнька Брежнев. Пора мужики завязывать с «этим делом». И так уж всю страну пропили. А вообще, если мы упрёмся…вполне реально через год, в каждом дворе, будет стоять своя «девятка». Слабо, мужики?
И мужики пошли за Герчиковым. Впрочем, старик Трифонов тоже за словом в карман не лез. Но это были разные люди. Кондрата уважали за характер. Он смело бодался с райкомовскими бюрократами. Мог рубануть правду-матку перед первым секретарём обкома. Мужики тоже склоняли на все лады «конторских крыс», особенно под водочку, с хорошей закусью. Но одно дело перед земляками трындеть, иное – сказать тем «крысам» прямо в глаза, не таясь. Кондрат же не робел, говорил как есть: на всяких собраниях, съездах, в высоких кабинетах.
– Ох, и хорош вчера был наш Кондрат. Зал битком. Из области «первый» приехал, со своей свитой. Выходит к трибуне этот, из «Красного Октября» и давай хвалиться. Другие тоже бумажки заготовили, выкобениваются. А потом до Кондрата очередь дошла: «Ну, дорогие товарищи, послушали мы сказок, а теперь давайте о деле поговорим»…«Первый» аж рот открыл.
И всё же Кондрат был такой же простой мужик, как они сами. Свой, деревенский. Иное дело – Герчиков. Тоже народа не чурался. Ходил по избам, расспрашивал о житье-бытье. Но было видно, что это человек из другого мира.
Да, носил простую рубаху, анекдоты травил матерные. Зато, когда мужики махру смолили, Герчиков тянул «Мальборо». Бывало, угощал. Веяло от него чем-то новым, непонятным, «не нашим». И это притягивало.
Однажды, ещё в застойные времена, привезли в их образцовый колхоз иностранных журналистов. Они вызвали жгучий интерес у местных жителей. Страшно хотелось поговорить с этими «франтами», в кожаных пиджаках. Герчиков тоже иной раз щеголял в «коже», и манил своей непохожестью на здешний лад, на здешний люд. Он звал в неведомый далёкий мир, где крестьяне, то бишь фермеры, живут в трёхэтажных домах, катаются на «Мерседесах», пыхтят сигарами.
– Всё это будет и у нас! – внушал Герчиков.
Собрал он как-то мужиков в сельском клубе. Для чего – не сказал. Поставил перед ними телевизор на стол, где президиум обычно заседает. Включил, а там – бабы голые резвятся.
– Это видик. Вставляешь кассету – и пожалуйста, любуйся. У нас такие штуки днём с огнём не сыщешь. Разве что за большие «мани-мани». А в Штатах дали получку, заходи в любой маркет, бери на здоровье….
Потом ещё смотрели фильмы про Америку. Мелькали красивые машины, дома, смазливые бабы. Мужики ушли потрясённые, глотали горькую слюну. «Живут же люди…».
– И мы заживём! – убеждал Герчиков.
И поехало. Сначала были списаны три комбайна. Мол, физически устарели. Травмоопасны. Вместо них закупаются новые, импортные. Обещанных новинок не дождались, зато прежняя техника всё чаще «браковалась», исчезала неведомо куда.
– Я не могу рисковать здоровьем людей. В конце концов, имеем мы право на безопасный труд? – вещал Герчиков. – Нужны современные, классные машины. ФирмА. А эту рухлядь пусть пионеры на металлолом забирают.
Как бы удивились юзеевские мужики, если бы увидели этих «пионеров», которым Герчиков сплавлял комбайны, тракторы, самосвалы, бульдозеры. Не меньшее удивление вызвали бы его личные счета, куда ушла вся ссуда «на развитие кооператива», на закупку импортной техники. Для отвода глаз Герчиков вырыл котлован, якобы для строительства «сервисного центра» по обслуживанию техники. На вопросы же мужиков, когда поступят новые машины, он проклинал таможенников-взяточников, которые без «смазки» не пошевелятся.
– Слышь, Борисыч – заговорщицки шептали мужики. – А, может, в самом деле, «смазать»…
– Ну, уж нет! – кипятился Герчиков. – Пора кончать с круговой порукой. Хватит! Другие времена. В крайнем случае, прессу подключим. А понадобится – до Ельцина дойду.
Часто он мотался в область. Там, по его словам, обивал пороги и ругался с чинодралами всех мастей. На самом же деле, Герчиков распивал с отцами города водку, отдыхал в частных саунах и развлекался с «девочками». А попутно, «развивал» кооперативное кафе и автостоянку. Но заветной его мечтой было казино «а ля рюсс». Он уже присмотрел под это дело один заброшенный кинотеатр. Люди в мэрии обещали помочь. Да и пора уже заканчивать эту деревенскую бодягу. Вся одежда дерьмом пропахла.
Ночью Николай проснулся от стука в дверь. Вскочил с кровати, прошлёпал голыми пятками в сени:
– Кто там?
– Петро это. Сельсовет горит! Скорей, Коля!
Утром прибыла комиссия, которая установила, что причиной пожара стала неисправная электропроводка. Вся документация «кооператива свободных фермеров» была уничтожена огнём. Герчиков слёг в больницу якобы на нервной почве, а потом взял самоотвод.
– Инсульт пророчат. Простите, земляки.
Больше его никто не видел. Вскоре открылось, что за кооперативом имеются колоссальные долги – перед банками, энергетиками и т.д. Отдавать было нечем. Кредиторы начали «выжимать» – отключили электричество, газ. Мародеры воспользовались ситуацией, и распотрошили местную подстанцию, питавшую деревню. Выдрали оборудование, кабели.
А дальше началось бегство. Люди бросали свои подворья, разбредались кто куда. Остались Николай, дед Семён и несколько старух. Нужда и одиночество сплотили их в одну семью. Кормились огородом, держали кой-какую скотинку. Плюс пасека в лесу. Дед Семён в своё
