Падает снег - Марьяна Куприянова
– Максим!
– Хочется тебе?! – настойчиво переспросил он, сжимая мои запястья и почти оскалив зубы, белые красивые зубы, сияющие на фоне смуглой кожи гладко выбритых щек.
Я боялась, ужасно боялась, но не отпускала из пальцев его волосы, которые так любила трогать. Мне очень хотелось перебороть его, пересилить пусть не в физическом плане, но в силе духа. Мне так хотелось, чтобы он, приходя в это свое состояние, в котором он, кстати, сохранял полное психическое здравие и способность ясно мыслить, натыкался на преграду в виде меня. Я была в восторге от соперничества с ним и гадала, надолго ли меня хватит. Я как будто дрессировала аллигатора.
Разведя мои руки в стороны, Максим навалился на меня еще больше, заставляя всей спиной теперь касаться стола. Сильный же он, зараза. По фигуре этого и не скажешь.
– Думаешь, мне не хочется? Я не хочу, считаешь? – требовал он, рыча мне в лицо и сверкая страшными черными глазами. – Я так хочу, что мебель здесь всю переломаю… Кости тебе переломаю…
Почувствовав, что во мне и правда что-то хрустнуло от его напора, я попыталась оттолкнуть его, но даже на полсантиметра не сдвинула.
Тогда я решила действовать иначе и нащупала его перекошенный злобой рот своими губами. Далеко не сразу, но Максим ответил мне, по капле лишаясь своей злости и как-то обмякнув. Напряжение, доведенное до предела, исчезло. Поцелуй не прекращался, пока он съезжал с меня, увлекая за собой, брал под колени, садился обратно на стул и пересаживал меня следом. Мы вернулись в исходную позицию в полном перемирии: я у него на коленях, руки, естественно, блуждают по шелковой рубашке на плечах.
Мы долго шли к этому поцелую. Он и должен был получиться именно таким – спонтанным, незапланированным, неожиданным для обоих и… прекрасным. Я старалась быть максимально нежной, чтобы простой женской лаской усмирить его, успокоить. Ну прямо укрощение строптивого какое-то.
Просидели мы так весь перерыв. Благо, на наше счастье, никого не потянуло в эту аудиторию. И правда Бог отвел в сторону всех желающих, увидев, какое важное действо творится у нас тут.
Как описать ощущение, когда целуешь Максима? Примерно как нести в руках мину или бомбу замедленного действия. Кажется, будто любая секунда может стать твоей последней секундой… и поэтому в то, что ты делаешь этот последний миг, ты вкладываешь всю себя, с головой, целиком, без остатка. Ты падаешь, падаешь, падаешь и не видишь дна. Бесконечность.
– Максим… Максим, Максим! – оторвалась я, понимая, что если не закончу я, ему это и в голову не придет ближайший часик, – время, Мак.
Я люблю называть его, как называли героя «Обитаемого острова» Стругацких. Хотя у этих двоих нет абсолютно ничего общего.
Андреев, поколебавшись несколько секунд, выпустил меня из объятий. Я встала на ноги, поправляя на себе сбившуюся одежду. Потом оглядела его и поправила на плечах рубашку, которую я, не помня, как, успела расстегнуть до середины. Вид у Максима был такой, словно ему только что снесло башню из винтовки крупного калибра. Непонимающий, ошарашенный. Я впервые видела его таким.
– Как… Как ты это… Как у тебя?.. – только и смог спросить он, перебирая на уме слова и не находя подходящих к тому, что только что случилось.
– Тебе понравилось? – бочком усаживаясь на его ногу, спросила я и приобняла его, притягивая темноволосую голову к своей груди. Он слушался, как ребенок. Даже больше – как пластилин.
– Вера… зачем ты спрашиваешь? Разве стал бы я…
Голос его, однако, постепенно становился прежним, тело напрягалось, взгляд терял детское выражение обиды и непонимания и приобретал прежнюю жесткость.
– За этим ты пришла?
Вопрос был явно с подвохом.
– Нет. Я просто хотела видеть тебя. Порыв души.
Если бы Андреев был обычным мужчиной с обычными эмоциями, это бы ему польстило, и он бы расцвел как сакура. Максим позволил себе недобрую ухмылку, что на его языке означало высокую степень радости.
– Помнишь, говорила тебе, – гладя его по волосам, мечтательно начала я, – что мне с тобой уютно?
– Помню. Впервые – на катке. Но тогда я еще не позволил тебе увидеть себя… такого.
– Теперь, увидев, я чувствую то же самое.
– Несмотря на?.. – недоговорил он, вместо слов обведя себя руками.
– Несмотря на, – кивнула я, понимая, что не лгу ему.
– И тебе не было страшно, когда я?.. – он словно боялся договорить каждый свой вопрос, боялся или не хотел произносить самого неприятного.
– Конечно, страшно.
– Тогда почему ты… не считаешь меня опасным, неуравновешенным? Зачем ты продолжаешь? – в полном недоумении спросил Андреев.
Потому что мне жаль тебя, и я хочу тебе помочь, – ответила бы я раньше. Но сейчас это бы уже оказалось неправдой.
– Максим. Мне этого хочется. Хочется рядом быть.
– Мне… нравится это, – делая длинные паузы между словами, признался Андреев.
XIII. Удушение
Выходит, всё то время, что я знаю Максима, с первого дня нашей встречи на втором курсе, он притворялся. И даже тогда, когда я думала, что он приподнял передо мной забрало и показал истинное лицо, и была бесконечно польщена этим жестом дружелюбия, ничего он на самом деле не приподнимал, а позволял мне видеть только то, что ему выгодно. Он управлял впечатлением, что складывалось о нем в моем сознании, прекрасно понимая, что делает, и делал это профессионально. И в тот день, когда я узнала, что он Викин рецензент, и в тот день, когда мы катались на ледовой арене, Андреев всего лишь создавал видимость того, что мы сближаемся духовно, а сам прятался глубоко внутри своей добродушно-любезной и улыбчивой скорлупы.
Глупо, конечно, но становится обидно. Вообще-то он мне ничего не обязан, особенно быть искренним, едва познакомившись. Как долго он притворяется, интересно? У него это так здорово получается, будто он с самой юности строит из себя нормального, веселого добряка, которому не чужды человеческие эмоции. А люди вокруг верят! Да и я поверила…
***
Дышать. Глубже дышать. Это всего лишь сессионные проблемы. Да, преподаватель неправ. Да, я ничего не могу сделать. Я должна подчиняться, выставляя себя полной идиоткой. И отдуваться за чужие прогулы. Ненавижу. Нужно считать до десяти. Нет, до двадцати. Либо идти к Максиму. Но не бегать же каждый раз к нему, когда сама переполнена злобой? Конечно, он поможет. Натыкаясь на его истинную суть, сам сразу успокаиваешься. Но мне нужна автономность… Больше я не стану привыкать к людям,
