Панас Мирный - Гулящая
Приська оглянулась - это говорил Грицько... Глаза у него сверкали, лицо горело от радости.
- У нее шея крепка, отдаст! - продолжал Грицько.- Хата своя, надел за нею остался... Чего еще ей? И дочка кобыла; да и сама она - только так, прибедняется.
С горьким упреком взглянула Приська на Грицька. У нее не только слова - слезы сразу пропали. Глаза блестят, сама бледная, трясется, как загнанный зверь.
- Ты разве ее знаешь? - спросил судья.
- Как не знать! В соседях у меня жила. И мужа ее знаю... Так, лежебока, пьянчужка был,- весело сказал Грицько.
- Грицько! Побойся бога! Он уже на том свете, а тебе еще только туда собираться...- прерывающимся голосом промолвила Приська.
- И дочку знаю,- не слушая ее, продолжал Грицько.- Здоровая девка. Таким бы только работать да служить, а она у матери дармоедничает.
- Пес ты этакий! - не выдержав, крикнула на всю волость Приська.
- Бабка, бабка, тут нельзя ругаться! - сказал старшина.
- Видите, видите,- торжествовал Грицько.- Вот вам и больная! Такой тихоней прикинулась, смиренницей - куда там!
- Ты же меня без ножа режешь! Пилой прямо по сердцу пилишь! - с горечью сказала Приська.
- Будет вам пререкаться! Будет! Замолчи, Грицько,- приказал старшина.
- Так как решаешь? - немного погодя, спросил он Приську.
Грицько стоял и ухмылялся; судьи сидели потупившись.
- Как хотите! - с сердцем сказала Приська.- Хоть меня самое разорвите да ешьте!
- Ты тут не ерепенься! - крикнул старшина.- Смотри ты, спрашиваешь ее, как ей лучше, как она хочет, а она тут ерепенится. Ты что, не знаешь, что это суд: как захочет, так и решит.
- Мне все равно! - снова огрызнулась Приська.- Что же мне говорить? Все вы против меня... Взялись съесть - ну и ешьте! Я почем знаю, что там в городе было? Был у моего мужа уговор с Загнибедой или не был? Я мужа не видела, мне он не говорил. Я ничего не знаю.
- Так не отдашь деньги?
- У меня нет денег!..
- Тогда пусть дочка отслужит,- громко сказали судьи.
- Запишите,- обратился старшина к писарю.
Писарь стал писать. У Приськи по телу забегали мурашки, перо писаря словно по сердцу ей скребло... Быстрым взглядом Приська окинула комнату,Грицька уже не было.
- Все,- сказал писарь.
- Вот тебе решение: за те деньги, которые твой муж занял у Загнибеды, пусть дочка отслужит. Слышишь?
Приська стояла молча, как будто эти слова относились не к ней.
- Ступай,- сказал старшина.
Приська стояла.
- Что же ты стоишь? Ступай домой! - снова сказал старшина и моргнул усом сотскому. Тот подошел к Приське и взял ее за руку. Как пьяная, пошатываясь и спотыкаясь, пошла Приська за сотским из волости. На крыльце у нее закружилась голова, потемнело в глазах, и она, как подкошенная, повалилась на землю.
Она пришла в себя уже дома. Христя стояла над нею и голосила, ломая руки; Одарка утешала Христю и все смачивала холодной водой запекшиеся губы Приськи.
Где это она? Что с нею творится?.. Померкшим взглядом она обвела хату... Это ее хата... Это Христя плачет, Одарка говорит.
- Где я?- были ее первые слова.
- Дома, тетенька, дома,- ответила Одарка.
- Это ты, Одарка... Ты, Христя... Ты еще со мною... Слава богу...шептала она, то закрывая, то снова открывая глаза.- О, как мне тяжко! Как мне тяжко! Почему я не умерла! Зачем я проснулась? - уже со слезами говорила Приська.- Вот тебе и сон... Вот он, этот сон!.. вот она, эта напасть... вот она, эта беда... Дочка, голубка моя! Зачем я тебя породила, зачем поила-кормила?
- Мамочка, я здесь! Мамусенька, я около вас! - прижимаясь к матери, утешала ее Христя.
- Ты здесь, здесь...- шепчет Приська.- Нет, тебя уже нету здесь. Ты уже не моя... Отняли тебя у меня.
Христя пристально глядела на мать, думая, не помешалась ли она.
- Я ведь здесь, мама. Кто меня у вас отнимет?
- Добрые люди, дочка... Им завидно, что ты у меня растешь... Судом тебя отняли. Ты теперь не хозяйская дочь... Ты - служанка... Твой ли отец тому виной, добрые ли люди - не знаю. Загнибеда из города отнимает тебя у меня за какие-то пять рублей, которые за подушное взяли да Грицько украл... За них, за эти деньги берут тебя у меня отслужить... Вот он, этот сон... Вот он, этот проклятый сон! - рассказывает сквозь слезы Приська.
Христя всхлипывает, а Одарка только голову опустила на грудь. Она слушает прерывистую речь Приськи, и мрачная тень пробегает по ее широкому побледневшему лицу. Она сама мать, ей понятно горе Приськи, понятно, что сталось с Приськой, отчего ее без памяти принесли домой. Она видит страшную оборотную сторону жизни; горькие, как полынь, мысли встают в ее уме, мысли о разорении семьи. Вот и у нее растут дети, и у нее их отнимут. И никто ее не пожалеет, никто не посмотрит, как будет болеть материнское сердце... Она намеренно подняла голову, чтобы еще раз поглядеть на Приську, увидеть и навеки запечатлеть в памяти ее измученное лицо.
Солнце как раз садилось, вся хата пылала в его лучах. Лицо Приськи в этом багровом свете выглядело еще страшнее: бледное, желтое, оно, казалось, плавало в крови.
Одарка вздрогнула: это солнце показывает, как материнское сердце обливается от жалости кровью... "А людям все равно,- подумала она.- Стоит ли так жить, так терзаться и мучиться?.."
В это самое время Грицько вернулся домой.
- Слава богу! - весело сказал он, войдя в хату,- я таки выжил эту чертовку!
- Какую чертовку? - спросила Хивря.
- Христю Притыку суд выпер в город служить.
- Тсс...- зашикала Хивря, показывая глазами на Федора, который жался в углу на лавке.
Грицько поглядел - Федор, бледный, как стена, держался руками за лавку и, тяжело дыша, горящими глазами смотрел на отца.
Грицько замялся, прошелся по хате, вынул и набил трубку, закурил и молча вышел вон.
Федор проводил отца глазами, перевел взгляд на мать. Хивря сидела на постели, низко-низко опустив голову. Видно, обоим, и отцу и матери, стало стыдно перед сыном...
Федор тяжело и глубоко вздохнул, встал и молча полез на печь.
- И как это ты, не поглядевши, взял да сразу и брякнул! - улегшись спать, выговаривала Хивря Грицьку.
- А черт его знает! - оправдывался тот.- Вечерело, я не видел.
- Расскажи, как все вышло?
- А Федор спит?
- Спит. Не бойся.
Грицько стал рассказывать, как он в городе увидел Загнибеду, как они здорово выпили с ним и затеяли разговор о своих удачах и неудачах. Загнибеда рассказывал о своих торговых делах, о том, кого и когда он надул и как его самого надували... Грицько рассказал про Федора и просил посоветовать, как пособить горю. "Это дочка того Притыки, который замерз?" - спрашивает Загнибеда. "Того самого".- "Деньги после него остались?" "Осталось пять рублей".- "Ладно. Все будет в порядке. Я напишу расписку от него, будто бы он деньги у меня занял. Представим в суд. Если нечем будет заплатить, суд обяжет дочку отслужить. Вот ты и сплавишь ее, покуда сын выздоровеет".
Тяжкий вздох и еще более тяжкий плач послышался в хате. Это Федор заплакал, слушая страшный рассказ отца. Грицько ткнул Хиврю в бок подвела, мол! - и забормотал что-то, как будто спросонок.
Часть вторая
В ГОРОДЕ
1
Ярко сияет весеннее солнце на чистом небе; весело пляшут длинные его лучи в прозрачном воздухе; теплый ветер дует с юга над землей и помогает солнцу в его работе... Всюду тает почернелый снег. Вешние воды бегут с крутых холмов в глубокие долины, размывают залубенелую землю и мчатся по оврагам к реке. А там полно воды и льда уж не видно. Еще один такой день и - вода взломает лед, разобьет-расколет и понесет вниз, громоздя льдину на льдину. Заревет-заклокочет вода, ломая мостки, сметая на пути шаткие преграды, принося людям ущерб и потери. Пустяки! Вода прибудет - и убудет; вот бы снег поскорее сошел, поскорей бы солнце да теплые дожди распарили землю, зазеленели бы черные поля... Тогда только мужицкое сердце встрепенется, надежда в нем проснется! Тогда только станет мужик прикидывать - каково ему будет: голодом ли зимою сидеть, или станет хлеба и на продажу?.. Горька и тяжка ты, мужицкая доля! Ранними туманами покрыта, частыми дождями полита, кровавым потом омыта! Несносным бременем придавила тебя жизнь: податями умучила, тяжким трудом изнурила, землей-матушкой обделила!.. А всё каждую весну сердце радуется, оживает в нем обманщица надежда...
Только сердце Приськи не радовалось в эту весну, когда провожала она Христю в город, на службу. К чему весна, коли не с кем встретить ее? К чему тепло да красное солнышко, когда не греет уж оно застывшей души, оцепенелого сердца? К чему зеленые поля, пышные огороды, коли ей по ним не ходить, добра с них не собирать?! Было у нее одно добро, день и ночь, не покладая рук, она ради него хлопотала-трудилась... Теперь и это добро у нее отняли! Пришли, силою взяли... и уведут и отдадут чужим людям на работу тяжкую, подневольную, на попреки постылые, на брань и укоры гневные!.. За что? Почему? Что она кому сделала?.. перед кем провинилась, за что на нее такая напасть?!
Не радовалось и сердце Христи, когда она чем свет, попрощавшись с матерью, с деревней, шагала по столбовой дороге в город, уходила в люди. Позади - слезы и материнское горе; впереди - неведомая доля... добрая иль злая она, эта доля?.. Откуда ей доброй-то быть?.. Разве от добра бросает человек родную сторонку и уходит к чужим людям работать на них, служить им?.. Все ниже и ниже клонится голова Христи, все чаще и обильней катятся слезы из глаз... Не замечая их, Христя прибавляет шагу: не идет, бегом бежит...
