Панас Мирный - Гулящая
Федор переминался с ноги на ногу.
- Вдвоем со своей любезной в глаза отцу плюете?..- И Грицько снова давай орать на всю хату, давай честить и костерить не только Приську с Христей, но и весь их род, всех их заступников. Он ругался, грозился, что всех уничтожит, всем отплатит.
- Рассердили меня - так пусть же знают, каков Грицько, когда сердится! А ты ступай к ней и скажи, что я ей этого не забуду! Только это скажи... И сейчас же возвращайся домой. Слышал?
Грицько отвернулся и снова лег.
Федор, опустив голову, стоял на пороге и мял шапку в руках. Сердце у него разрывалось, слезы душили его. Как же идти туда, как же сказать? Если бы хоть Христи не было там. А то... давно ли они шли вдвоем под его кожухом? Правда, Христя тогда обидела его... теперь она подумает, что это он мстит ей. Он? Христе!.. У Федора помутилось в глазах, захватило дух.
- Слышал? - крикнул, оглянувшись, Грицько.- Кому я говорю?
Федор затрепетал от этого крика и, как пьяный, пошел вон из хаты.
Он вышел на улицу и остановился... "Идти или не идти?" - подумал он. Сердце молотом било в груди, голова горела как в огне, и вечерний мороз не охлаждал ее, только дух от него больше захватывало.
- Идти ли? - уже вслух произнес он и, махнув рукой, побрел по улице... Прошел одну улицу, свернул в другую. Вон и церковь чернеет... Дойдя до погоста, он снова остановился... Нет, лучше на колокольне повеситься, чем идти туда! Не вернуться ли?.. "Господи, прими лучше душу мою, чем терпеть мне такую муку, такое надругательство!" - сказал он и, закрыв руками лицо, прислонился к ограде. Слезы текли ему на руки, струились между пальцами, леденели, замерзали. Он ничего не чувствовал. Новые слезы топили льдинки и все лились и лились... Казалось, им конца не будет!
- Кто там? - окликнул его сторож, ударив в колотушку.
Федор, как вор, кинулся прочь, отбежал от погоста и поплелся, сам не зная куда, по площади.
Он остановился, увидев перед собой хату Притыки. Огня в хате не было. Ему стало легче. "Может, нет дома",- подумал он и бросился во двор... Он не помнил, что говорил, не помнил, как снова очутился на улице. Он снова остановился около церкви, снова около нее пришел в себя. Стал припоминать, где был, что делал? Он смутно помнит, как доплелся до хаты, как вошел, помнит свет... Лицо Приськи показалось из-за печи страшное, измученное... На лице у Христи сияют глаза, как звезды... дальше... земля стала уходить у него из-под ног, все поплыло перед глазами, он что-то говорил... что он говорил?.. Голова у него горела, сердце бешено колотилось в груди... Он слышал чей-то смех... И вот снова он видит церковь... Не приснилось ли ему все это во сне? Правда ли, что он был у Притыки, видел Приську, видел Христю, передал то, что велел сказать отец?.. Да, да... он чувствует, что передал. Он слышит свой собственный голос: "Я ей этого не забуду!.."
Будто кто ножом пырнул в сердце Федору, когда он это вспомнил.
- Что я, подлец, наделал? Что я, негодяй, натворил? - воскликнул он, схватившись за голову. Слезы снова полились у него из глаз; прислонившись к ограде, он снова стал горько и безутешно рыдать. Теперь все пропало, все! Теперь ему лучше в проруби утопиться, чем показаться на глаза Христе... Не дурак ли он? Ну, постоял бы где-нибудь час-другой, вернулся и сказал отцу, что никого нет дома. Так нет же!.. "Пошел, понесла нелегкая, черт меня дернул!.. И теперь то, что было мне всего дороже, я сам своими руками задушил... О, проклятый я, проклятый!" Он сжимал руками голову и плакал, плакал.
Пока Федор мучился около церкви, Грицько размышлял, лежа на постели: "Ловко я это придумал. Отучится чертов дурень бегать за этой потаскушкой: пойдет в другой раз, сами прогонят. Ловко, ловко... молодчина, Грицько!" И Грицько тихонько ухмылялся.
Федор вернулся домой поздно,- растрепанный, без шапки.
- Был? - спросил у него отец.
Федор такую понес околесицу, что Хивря, послушав его, даже перекрестилась. Грицько сорвался с постели и грозно взглянул на сына.
- Был, спрашиваю? - крикнул он.
Федор стоял перед ним и стучал зубами.
- Ты что, с ума спятил? спросил отец.
- Да не тронь ты его! вмешалась Хивря.- Разве не видишь,- на нем лица нет.
Грицько всмотрелся в лицо сына... Федор стоял перед ним бледный, с мутными глазами и дрожал.
- А где твоя шапка?
- Там... там...- махнув рукой, глухо произнес Федор и бросился к печи. Хивря кинулась к нему.
- Федор, сынок! Что с тобой? Очнись!
- Он пьян! - решил разъяренный отец.- Оставь, не тронь его! - сказал он Хивре.- Поди-ка сюда! Дохни на меня.
- Не лезь! Ну что ты пристал к нему? Видишь - хлопец не в себе, а ты все-таки лезешь! - прикрикнула уже на Грицька Хивря.
- С чего же это он не в себе? Окурили его, что ли, или зельем опоили чертовы бабы? - не то мрачно, не то испуганно сказал Грицько. Он сел и стал глядеть, как Хивря помогает сыну раздеваться, как, постелив на печи, укладывает его спать. Федор, улегшись, стонал, метался, порой что-то говорил, затягивал какую-то песню, от которой даже у Грицька мороз подирал по спине. Хивря вздрагивала, крестилась.
- Господи, что это ему попритчилось? - шепотом спрашивала она, когда хлопец затихал.
- Что? Руда, видно, бросилась, кровь. Надо завтра рудомета позвать, кровь бросить... Гм... Куда же он шапку девал?- беспокоился Грицько.- Шапка еще новая: только вторая зима как справил.
Всю ночь Федор не давал покоя: бредил, кричал, метался. Грицько, который думал сначала, что сын притворяется, поверил, наконец... "Что же это ему попритчилось и с чего? - думал Грицько.- Неизвестно, ходил ли он к Приське. Если ходил, то, может, и в самом деле опоили чем-нибудь чертовы ведьмы; если нет, то, наверно, кровь бросилась. Хлопец здоровый, хлебнул где-нибудь сгоряча холодной воды,- ну и остыл, бросилась кровь. К рудомету надо".
На рассвете он сразу собрался. Пришел рудомет, ощупал, осмотрел.
- Руда, руда,- сказал он. Пустил кровь, взял за это двугривенный, выпил четвертушку водки и пошел домой.
Федор на некоторое время затих, но с полудня снова такое понес, что сам черт не разберет. Грицько задумался: кровь ли это в самом деле, не обманул ли его рудомет, не взял ли даром деньги?
Хивря настаивала, что это от сглазу, и послала за знахаркой. Пришла знахарка.
- С переполоху прикинулось, от сглазу или дали ему чего,- сказала она и стала готовиться выливать переполох.
Лили с воска. Знахарка долго шептала и над Федором, и над воском, и над водой. Растопили воск, вылили на воду. По лепешке, которая плавала в миске с водой, знахарка гадала, отчего случилась беда.
- Вот гляньте-ка, матушка моя! Вот она, церковь, выходит... а вот человек с колом, а тут вот какая-то девушка... а это, да ведь это - собака. Нет, волк; видите, ушки какие остренькие. Да, да, волка испугался,- решила знахарка.
И Хивря поверила. Поверила еще и потому, что на другой день церковный сторож принес в волость чью-то шапку, которую он нашел у ворот. Это была шапка Федора.
- Так, так... Где же это его ночью носило? Послал хлопца на ночь глядя. Пошел - встретил волка,- плакалась Хивря.
Грицько ходил туча тучей, молчал, как будто воды в рот набрал. Ему хотелось дознаться, ходил ли Федор к Приське, что говорил там и как его приняли?
На другой день рано утром Приська пришла к Карпу рассказать о происшествии.
- Привязался и привязался ко мне Грицько,- жаловалась она.- Вчера сына прислал напомнить, чтобы не забывала. И что я ему сделала? В чем перед ним провинилась? Я же у него землю не оттягала, о своей хлопотала.
- Знаете, что я вам посоветую? - говорит Карпо.- Плюньте вы на его угрозы и на все... Вам мир присудил - мир про то и знает. А чем он вам страшен? Что глаза у него ненасытные? Плюньте на него, и все!
И Карпо распустил по селу слух о том, что Грицько хотел запугать Приську. Этот слух дошел и до Грицька.
- Так, так!.. Они извели! Они! - кричал Грицько.- Ну, если только сын умрет или что-нибудь станется с ним,- я на них в суд подам, в тюрьму их упрячу, в Сибирь сошлю! Я им покажу, как чужих хлопцев заманивать и зельем поить. Ведьмы!
Люди, толком не разобравшись, подхватили этот слух и наплели, будто Приська опоила Федора кошачьим мозгом. Кое-кто даже видел, как они вдвоем с дочкой потрошили кота. Пошла дурная молва по всему селу. Все винят Приську: это она мстит Федору за дочку. Христя больно до хлопцев охоча, вешалась на шею Федору. Молодой парень не вытерпел... и вот теперь за то, что он отказывается, Приська и мстит...
Один Карпо за нее заступается.
- В суд его, живоглота, враля! - советует Карпо.- Что это он славит вас по всему селу? В суд на него подайте!
Приська послушалась и пошла жаловаться на Грицька. Хоть на суде и выяснилось, что Грицько распускал все эти небылицы, но виновным его не признали. Ходили слухи, что он ужинал с судьями в шинке.
- Ну, что тебе сделается от того, что человек в сердцах, может, что-нибудь и сболтнул? - спрашивал судья.
- В сердцах чего не наболтаешь! - поддакивал другой.
- А слава? - упиралась Приська.
