Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури
Ильмари рассказал, что в провинции Саскачеван есть деревня Ууси-Суоми[70], в которой жило около ста финнов, деревня была в прерии, мы могли бы купить себе дома там. Тайсто не верил, что в Ууси-Суоми нам удалось бы легко договориться с давно живущими там людьми о формах нашего сосуществования. Лучше было бы все начать с нуля теперь, когда мы решили строить свою жизнь на здоровой основе. Тимо сказал, что Тайсто может начинать строительство здоровой жизни один, а ему надо быть через полчаса в шахтоуправлении «Фалкон Бридж» на переговорах о продаже установок. За них он может получить столько денег, что Тайсто понадобится сто лет, чтобы надергать их с опустошаемых ветром полей в прерии. Я тоже велел Тайсто лучше запить плохое состояние бутылкой пива, вместо того чтобы мечтать о ненадежной профессии земледельца. Этой профессии мы в свое время поимели достаточно, и я не верил, чтобы кто-нибудь из нас мечтал переворачивать навозные кучи. Тайсто утверждал, будто в Америке даже закладку удобрений производят машины, и столь гигиенично, что по чистоте с этим не сравнится даже реанимационное отделение окружной больницы в Сейнайоки.
Тимо ушел, договорившись встретиться во второй половине дня в «Террасе». Он велел нам позаботиться о Тайсто и отвлечь его от мысли о профессии земледельца. После ухода Тимо мы остались сидеть за столом, официанты уже накрывали к обеду. Тайсто обдумывал, не выпить ли ему бутылку пива, но не стал, потому что никто из нас не согласился пить с ним за компанию. И он принялся уверять, что никогда не пил один, он считал это признаком пьяницы.
Тайсто был захвачен идеей покупки ферм, он придумал это еще вчера вечером, сидя в кузове грузовика Суутари и обнимая безглавую тушу свиньи по дороге в Бивер-Лейк. Тогда-то он и вспомнил про детство и родной дом, где ему пришлось и ухаживать за скотиной, и забивать ее. Он считал, что если бы каждый человек видел, как резали животных, мясо которых потом подавали на обеденный стол, люди относились бы с почтением и к пище, и к животным, отдавшим жизнь ради людей.
Тайсто чувствовал себя неважно. В ванной он полил себе голову водой, и теперь волосы, высохнув, торчали в разные стороны, а одежда Тимо была ему слишком велика. Он спросил, не обидимся ли мы на него и не сочтем ли его пьяницей, если он все-таки выпьет бутылку пива. Мы пообещали не обижаться, и Тайсто заставил нас поклясться, что мы не дадим ему сегодня выпить много. Мы пообещали позаботиться и об этом. Тайсто принесли пива, он выпил, немного приободрился, а идея о покупке земли ему разонравилась. Мы, пожалуй, не смогли бы договориться насчет денежных дел, и было бы, мол, неразумно затевать между нами ссоры. Мы были добрыми друзьями и оставались в хороших отношениях, потому что между нами никогда не было деловых отношений.
Тим сказал, что его жена уже ждет нас к обеду и Тайсто тоже был бы желанным гостем. Тайсто соглашался только посмотреть, как мы будем обедать, а сам он не в состоянии есть так рано. Я сказал, что уже почти полдня прошло.
Мы вышли на улицу. Идя к машине, Тайсто обнаружил, что забыл бумажник в номере, и пошел взять его. Мы ждали его во дворе. Был теплый солнечный день. Я пожаловался Тиму и Ильмари на самочувствие, они успокоили меня, что недуг мой скоро пройдет. Я и сам верил в это. Ждать пришлось долго, и когда Тайсто наконец пришел, он сказал, что Тимо забыл ключ от номера у себя в кармане и ему пришлось объяснять все по-английски портье. А тот взял с Тайсто за открывание двери два канадских доллара. Деньги были мокрые, потому что Тайсто, смывая с одежды кровь, не заметил, что бумажник лежит в кармане блузы; паспорт-то он утром, укладываясь спать, сунул, слава богу, под подушку. Я спросил, возит ли он с собой ключ от моей машины, он сказал, что отдал его Тапани во Флориде и что я должен ему десять американских долларов, потому что он однажды заправил ее бензином. Я пообещал когда-нибудь заплатить.
Сунув Тайсто в машину на заднее сиденье, я влез следом. Тим тронулся с места. Тим и Ильмари на переднем сиденье беседовали о вещах, которые меня не касались, поэтому я не следил за их разговором. Тайсто за всю дорогу ни произнес ни слова, вертел в руках мокрые бумаги и деньги и пытался подсушить их между ладонями.
Тим поехал мимо станции и муниципалитета, свернул на железнодорожный мост и выехал на другой берег. Ильмари принялся рассказывать нам про сооружения, мимо которых мы проезжали, но Тим перебил его, сказав, что он уже все рассказал про них.
15
Дома у Тима нас дожидалась Мартта. Она сказала, что нашла еще несколько фотографий деда и решила подарить их мне на память, ибо после ее смерти смотреть на них здесь будет некому. Жена Тима скомандовала нам сразу садиться за стол, Мартта отказывалась и церемонилась, утверждала, что она не есть сюда пришла. По-фински она объяснила, что в приготовленной обманщицей пище слишком много специй и от этого у нее всегда портится желудок. Тим и Ильмари усадили ее за стол. Поскольку мы все говорили по-фински, жена Тима не хотела и садиться с нами, но сын Тима сидел за столом и все время спрашивал, о чем мы говорим. Отец переводил ему самое важное, по мнению Мартты, было очень стыдно, что ребенка не научили языку его отца.
Тайсто рассказывал Мартте о своей столярной мастерской и о том, как много денег он зарабатывал в Финляндии на изготовлении мебели, и что изготовление мебели могло быть весьма прибыльным делом и в Америке, если только наладить сбыт. Мартта считала, что нам было бы разумно поступить на рудник и добывать себе деньги шахтерской работой, которая всегда обеспечивала тут хлеб людям; господа из горнодобывающих
