В открытое небо - Антонио Итурбе
Он пьет кофе. Его мало, всего один глоток: напиток очень крепкий, ведь воды в здешних краях маловато. Можно его разбавить парой капель верблюжьего молока.
Крутит в пальцах чашку, над которой вьется парок, уплывая в жаркое небо города. И думает, что Консуэло пришла бы в ужас от того, насколько грязная скатерть лежит на его столике, от темного налета на стенках чашки, которую, скорей всего, после предыдущего клиента всего лишь протерли грязной тряпицей. И вот он помешивает кофе, пить который вообще-то ему вовсе не хочется.
В Нью-Йорке он мечтал вновь сражаться за Францию и просил направить его в воздушную разведку – летать на самолетах, которые щелкают фотоаппаратами, а не бомбы кидают. Но все выходит не так, как в его мечтах, хотя ему и удалось получить назначение в отряд аэрофотосъемки на севере Африки и даже успешно пройти обучение пилотированию на этих мудреных «Локхид P-38 Лайтнинг», пятерку которых американцы выделили их подразделению. Высокоскоростные самолеты с более чем двумя сотнями разных приборов и индикаторов, ларингофонами для внутренней связи, кислородными масками и с узкой, как гроб, кабиной пилота. Самолеты еще не доведены до нужной кондиции: в ходе тренировочного полета один из лучших пилотов эскадрильи разбился насмерть. Мысли о собственной гибели его не тревожат, но смерть других летчиков выбивает почву из-под ног.
Он улыбается, вспоминая о своем первом задании. Изматывающий шестичасовой перелет на высоте девяти тысяч метров над Средиземным морем, с отрицательной температурой за бортом, цель которого – пролететь над тщательно охраняемыми объектами на не оборудованном орудиями самолете. Он и глазом не моргнул, заметив салют, устроенный в его честь немецкими батареями, расположенными на Сицилии, Корсике и Сардинии, однако, когда снова увидел с воздуха французский берег, сердце в груди перевернулось. Ощутил счастье возвращения домой. Марсель с девяти тысяч метров – поселок рыбаков. Задание состояло в фотофиксации заводов и логистических центров противника, однако он отклонился от маршрута, чтобы пролететь над родными ему местами в окрестностях Лиона. Там, на невысоком холме, стоит в Сен-Морисе дом, где прошло его детство, навсегда ставшее убежищем. Летел он слишком высоко, но даже и так ему казалось, что может разглядеть за домом березовую аллею. Именно там, вечер за вечером, он изо всех сил крутил педали велосипеда, к которому, воспользовавшись помощью старшего двоюродного брата, проволокой прикрепил простыню. Думал, что если развить достаточную скорость, то самодельный парус сможет оторвать его от земли и он полетит. Аге – потерянный рай.
Один пролет, потом еще один: он качается, словно на качелях, над землей, где когда-то был счастлив. Ему и в голову не пришло, что американские офицеры, проявив фотоснимки автоматической фотокамеры, нахмурятся, получив, кроме изображений аэродромов и заводов, целую серию никому не нужных снимков безвестного небольшого замка.
При следующем вылете на задание в одном из моторов возникли технические проблемы, пришлось разворачиваться. Полоса на аэродроме в Ла-Марса – временная и довольно короткая, метров пятьсот. Пилотам дано указание включать гидравлические тормоза еще до приземления, чтобы в момент касания земли они уже работали, обеспечив остановку самолета в точно предписанном месте. Но вспомнил он об этом слишком поздно, когда самолет уже катил по полосе. И, несмотря на все его усилия, самолет выкатился за полосу, угодив в виноградники. Результат – повреждение крыла и поломка шасси.
Командир отряда, американский полковник, поднял крик до небес. Он-де по горло сыт этими французскими разгильдяями, что без конца и края друг с другом спорят, но, судя по всему, все они незнакомые с дисциплиной авантюристы. А когда он обнаружил в личной карточке пилота, что возраст этого Сент-Экзюпери на тринадцать лет превышает возраст, установленный регламентом для пилотирования самолетов данного типа, то приказал вызвать этого беспечного летчика к себе.
Тони предстал перед ним с присущим ему видом мальчишки-шалуна. Некоторых людей такая мина трогает; других – выводит из себя. Американский полковник принадлежит ко второму типу. Для начала устроив ему страшный разнос, который Тони выслушал, вытянувшись по стойке смирно, он издал поселившийся теперь у него в кармане приказ, что прозвучал приговором: исключен из группы и откомандирован в Алжир без определения места дальнейшего прохождения службы. Другими словами, отправлен в никуда. В столице Алжира он уже побывал, сойдя на берег по трапу прибывшего из Америки лайнера, и провел здесь несколько тягостных дней: тусклый, с весьма скудным снабжением город, в котором еще и трудно дышать из-за постоянных склок приверженцев и противников де Голля.
Наказание видится ему чрезмерным. Каждый день случаются разные происшествия с повреждением машин. Они что, не знают, что такое авиация?
Он был бы согласен с временным отстранением, и даже, если уж так надо, его могли бы понизить в звании, лишив одного из галунов офицера – подумаешь, несколько золотых полосок на рукаве. Но наложенный запрет сражаться за свободу видится ему не взысканием, а местью.
Альтернатива такая: либо как пария, без дела и друзей, торчать до конца войны в этом кишащем интригами алжирском болоте, либо вернуться в Нью-Йорк, где к нему относятся с должным почтением как к знаменитости, где к его услугам ростбифы и омары, где устроители первоклассных вечеров и вечеринок оспаривают друг у друга право его пригласить. Тони продолжает помешивать давно остывший кофе.
Он делает вид, что пока не принял решения, хотя знает, что в Нью-Йорк не вернется. Он предпочтет страдать в грязной реальности Алжира, нежели жить в искусственном блеске Манхэттена.
Глава 87. Алжир, 1943 год
