Почтовая открытка - Анна Берест
— Представляешь? Я даже не прибрала в доме. Так и ушла, оставив кровать незастеленной. С одним чемоданом. В жуткой спешке.
Кровь так стучит в висках, что Эфраиму трудно сосредоточиться на том, что рассказывает кузина. Анюте ровно столько же, сколько Эмме — сорок шесть, но выглядит она как девушка. Эфраим не понимает, как такое возможно.
Как только смогу, выеду в Марсель, а оттуда мы поплывем в Нью-Йорк.
— Что я могу для тебя сделать? — спрашивает Эфраим. — Тебе нужны деньги?
— Нет, ты просто ангел. Я взяла все деньги, которые оставил муж, чтобы мы с сыном могли сразу же устроиться в США. Правда, неизвестно, сколько нам предстоит там прожить…
— Так скажи, чем я могу быть полезен?
Анюта кладет руку на плечо Эфраима. Этот жест вызывает в нем такое смятение, что он с трудом воспринимает слова кузины.
— Федя, дорогой мой, тебе тоже надо уехать.
Эфраим несколько секунд молчит, не в силах оторвать взгляд от маленькой Анютиной ручки, лежащей на рукаве его пиджака. Ее розовые перламутровые ногти возбуждают его. Он представляет себя на роскошном лайнере вместе с Анютой, с маленьким Давидом, которого он станет считать вторым сыном. Бодрящий морской воздух, протяжный гудок корабля… Видение так ярко вспыхивает в мозгу, что на шее вздувается вена.
— Ты предлагаешь мне ехать с тобой? — спрашивает Эфраим.
Анюта смотрит на кузена и хмурит бровки. А потом смеется. Поблескивают ровные мелкие зубки.
— Да нет же! — говорит Анюта. — Ты меня рассмешил! Не знаю, как тебе это удается! При всем, что нас сейчас окружает. Но давай серьезно… Послушай меня. Вы с женой должны как можно скорее уехать. Увезти детей. Закрыть все дела, продать имущество. Все, что у вас есть, надо перевести в золото. И купить билеты на пароход до Америки. — Смех Анюты, звонкий, как птичий щебет, невыносимо громко отдается в ушах Эфраима. — Послушай меня, — добавляет она, теребя руку кузена. — То, что я скажу, очень важно. Я искала тебя, чтобы предупредить, чтобы ты знал. Они не просто хотят, чтобы мы покинули Германию. Они задумали не выдворить нас, а уничтожить! Если Адольф Гитлер сумеет захватить Европу, нам не укрыться нигде. Нигде, Эфраим! Ты слышишь меня?
Но сейчас Эфраим слышит лишь этот высокий, досадно снисходительный смех, такой же, как и двадцать лет назад, когда он предлагал отменить ради нее свою свадьбу. И сейчас он хочет лишь одного: уйти от этой женщины. Как она самоуверенна! Впрочем, как и все Гавронские.
— У тебя рот испачкан шоколадом, — говорит Эфраим, вставая из-за стола. — Но я тебя понял, спасибо. Теперь мне пора идти.
— Так быстро? Я хотела познакомить тебя с сыном, с Давидом!
— Не могу, меня ждет жена. Извини, нет времени.
Эфраим видит, что Анюта обижена тем, что он так скоро с ней расстается. И это воспринимается им как победа.
«Что она надумала? Что я весь вечер проведу в ее отеле? Может, прямо у нее в номере?»
Чтобы вернуться домой, Эфраим берет такси, он с облегчением видит в зеркале заднего вида, как исчезает Анютин отель. В машине на него вдруг нападает смех, странный смех. Водитель решает, что клиент пьян. В каком-то смысле так оно и есть, Эфраима пьянит внезапно обретенная свобода. «Я разлюбил Анюту, — убеждает он сам себя, говоря вслух, как сумасшедший, на заднем сиденье машины. — Как она нелепа! Повторяет слова своего мужа, как попугай. Он, верно, богатая шишка, из тех несносных дельцов, что провоцируют в людях ненависть ко всем евреям. И потом, не так уж она теперь и красива, по правде сказать. Щеки обвисают, веки набрякли. На руке коричневые пятнышки…»
Эфраим сидит в машине, и вдруг его бросает в пот: все тело источает любовь к кузине, она сочится из каждой поры.
— Ты уже вернулся? — удивляется Эмма, не ждавшая мужа дома так скоро. Она молча чистит овощи, пытаясь чем-то занять дрожащие руки.
— Да, я вернулся, — говорит Эфраим, целуя Эмму в лоб и радуясь тому, что снова оказался в тепле своей квартиры, с запахом готовящейся еды и шумом детей в коридоре. Никогда еще семейный очаг не казался ему таким уютным. — Анюта хотела сообщить, что уезжает в Америку. Вот и все, нечего было рассиживать весь вечер. Она считает, что мы должны как можно быстрее все уладить и бежать из Европы. Что ты об этом думаешь?
— А ты?
— Не знаю, я хотел спросить тебя.
Эмма задумывается надолго. Она встает из-за стола и кидает овощи в кастрюлю с водой, горячий пар пышет ей в лицо. Потом она снова поворачивается к мужу:
— Я всегда шла за тобой. Если надо уехать и начать все сначала, я пойду за тобой.
Эфраим с любовью смотрит на жену. Чем он заслужил иметь такую любящую и верную супругу? Как можно ему любить кого-то, кроме нее? Он поднимается и заключает ее в объятия.
— Вот что я думаю, — говорит наконец Эфраим. — Если бы моя кузина Анюта разбиралась в политике, мы бы об этом давно знали. Я считаю, она все принимает слишком близко к сердцу. Конечно, то, что происходит в Германии, ужасно… Но Германия — не Франция. Анюта все мешает в одну кучу. И знаешь что? У нее глаза были совершенно безумные. С расширенными зрачками. И вообще, что нам делать в Америке? В нашем возрасте? Ты что, будешь гладить брюки в Нью-Йорке? Да вдобавок за гроши! А я? Нет, нет, нет, там и так полно евреев.
Все хорошие места уже заняты. Эмма, я не хочу снова тебя мучить.
— Ты твердо решил?
Эфраим несколько секунд серьезно обдумывает вопрос жены и подводит итог:
— Это была бы полная глупость. Уехать, когда нам вот-вот дадут французские документы. Закроем эту тему, и зови детей. Скажи им — пора садиться за стол.
Глава 18
Одиннадцать лет исследований увенчались успехом: дядя Боря создает прибор, позволяющий определять пол цыплят еще до вылупления из яйца. Наблюдая за ростом так называемых паучков — красных нитей, образующих жилки будущего птенца, можно предсказать, кто родится — курица или петух. Настоящая революция, о которой пишут несколько чешских газет, в том числе «Прагер прессе», «Прагер тагблат», еще одна профранцузская пражская газета и «Народное освобождение».
В начале декабря 1938 года Борис приезжает из Чехословакии, чтобы зарегистрировать патенты на свое изобретение во Франции. Компания Эфраима, SIRE, будет представлять его научные разработки. Братья целыми днями сидят в кабинете, готовя документы. Их радостное возбуждение передается всему дому.
