Буквари и антиквары - Нелли Воскобойник
Поздравительные письма
Марта Финнеган проснулась апрельским утром в своем доме в Сассексе. За окном шел дождь. «Слишком много дождей, – подумала она, – пожалуй, не меньше чем в Лондоне». Горничная внесла в маленькую спальную таз и кувшин с теплой водой, подала полотенце и стала помогать хозяйке одеваться. Апрельское утро принадлежало дню рождения миссис Финнеган. Сегодня ей исполнилось тридцать три года. Соседи, с которыми она свела знакомство, были не слишком сведущи в этикете и могли начать наносить поздравительные визиты еще до обеда. Поэтому она надела новый французский корсет и попросила горничную зашнуровать потуже.
Утреннюю почту принесли, когда Марта только села завтракать. Она хотела проявить терпение и вскрыть письма после еды, но как-то само получилось, что яйцо осталось недоеденным, чай не выпит, а Марта уже стояла у маленького столика, на который горничная поставила поднос с письмами и две небольшие коробочки с присланными подарками.
Первым она вскрыла письмо мистера Лонгмана. Он поздравлял с днем рождения, присовокуплял к этому приличествующие пожелания и сообщал, что той же почтой послал подарок – статуэтку сидящей в кресле дамы. Он купил ее для себя, прельстившись замечательным сходством фарфоровой леди с именинницей. Но чувствует он себя скверно, и врачи не обнадеживают. Так что он не надеется наслаждаться статуэткой долгое время, а, напротив, хочет, чтобы миссис Финнеган сохранила ее в память о нем. Марта открыла коробочку, вынула из ваты фигурку, погладила блестящий фарфор и неудержимо заплакала.
Она не плакала с тех пор, как была ребенком, и считала слезы непозволительными для воспитанной женщины из хорошего общества, но ничего не могла с собой поделать. Мысль о том, что она больше не увидит Томаса Лонгмана – очаровательного, старомодного, щедрого и великодушного, была невыносима.
– Лиззи, – крикнула миссис Финнеган. – Мы едем в Лондон двенадцатичасовым дилижансом. Собирай вещи мне и себе. Мы пробудем там три дня.
Пока Лиззи поспешно собиралась, Марта вскрыла письмо мужа. Муж поздравлял с днем рождения, писал что тоскует в разлуке и даже рад, что завален работой, которая позволяет ему забыть о том, что он был спесивым болваном, растратившим годы на пустословие, одиночество в клубах и одиночество с другими женщинами, вместо того чтобы прожить их счастливым человеком.
«Я посылаю тебе в подарок чернильницу, – писал он. – Мне бы хотелось, чтобы, сочиняя, ты видела ее на своем рабочем столе. Может быть, иногда она тебе напомнит обо мне. Я знаю твою твердость и уверен, что никакие просьбы не заставят тебя переменить своего решения. Кстати, в последнее время я подружился с мистером Лонгманом. Мы встречались с ним вчера в клубе и, как всегда, говорили о тебе. Он уверял, что ты приедешь в Лондон завтра или послезавтра. Он бы не надеялся на это, если бы знал тебя так же хорошо, как я. Прощай, моя дорогая! Я с нетерпением жду летних каникул, когда смогу каждый день видеть тебя и наших мальчиков.
Твой муж, Джеймс Финнеган».
Марта засмеялась и сказала горничной: «Не торопись, Лиззи! Мы выезжаем завтра. И останемся в Лондоне несколько недель… А там видно будет».
Мадлен
В воскресенье утром Марта получила письмо от своего друга и издателя Томаса Лонгмана. Он писал, что ему хотелось бы немедленно поговорить с миссис Финнеган. И хотя он предполагает, что она в последнее время не покидает своего дома, все же смеет умолять навестить его. «Врач, – писал он, – не разрешает мне подняться с постели. Я, конечно, не обращаю никакого внимания на его указания, но и самое мое раскованное вольнодумство не позволяет мне добраться дальше кресла, расположенного тут же в спальне. Между тем Вы нужны мне, дорогая Марта. Я помню, что однажды, когда болезнь была для меня только смешным предлогом, крючком, позволившим выманить Вас из Сассекса в Лондон, уже использовал этот повод. Надеюсь, это не сделало меня человеком, не заслуживающим Вашего доверия. Я прекрасно пойму, если Вы не сможете, – ведь я ничего не знаю о Вашем самочувствии, хотя молюсь о здоровье и благополучном завершении Ваших временных трудностей почти каждый день. Простите мой эгоизм, если сможете, дорогая Марта. Нетерпеливо жду вашего ответа. Томас Лонгман, эсквайр».
Чета Финнеганов около года жила на два дома. Джеймс оставался в их благоустроенном особняке в Лондоне. Марта купила домик в Сассексе и жила там, пока их сыновья находились в школе, приезжая в Лондон только на каникулы. Однако через год супруги почувствовали, что им не хватает друг друга. После возвращения домой Марта не только от всей души примирилась с мужем, но и обнаружила, что он интересный и даже блестящий собеседник. Теперь они подолгу и обо всем разговаривали за завтраком, и бывало, что Марта, не удержавшись в рамках приличия, громко смеялась переливчатой чепухе Джеймса, благо они были дома одни, не считая слуг. И вечера Джеймс два-три раза в неделю проводил дома. А с тех пор, как миссис Финнеган вопреки ожидаемому и почти вразрез с благопристойностью на четвертом десятке оказалась в интересном положении, он вообще отказался от клуба и бывал дома все время, свободное от инна.
Марта знала, что муж предпочел бы, чтобы она не выходила за пределы их сада, в котором ежедневно гуляла в сопровождении горничной не менее двух часов. Он не хотел, чтобы она подвергалась опасности тряски в экипаже по брусчатке лондонских улиц. Это было и не совсем пристойно – демонстрировать посторонним свою изменившуюся фигуру, давая им повод задумываться о приватных отношениях в семье. Тем не менее милый Джеймс без спора вызвался сопровождать супругу и подал ей пелерину, подаренную им на прошлое Рождество.
Они прибыли к дому мистера Лонгмана через десять минут после того, как он получил ответ на свое письмо, извещающий, что миссис и мистер Финнеган намерены навестить его сегодня же до обеда.
Томас лежал на высоких подушках. Ему было трудно дышать, но свою просьбу он изъяснил достаточно ясно. У Мадлен, его любимой внучки, через месяц, одиннадцатого июня, будет день рождения. Он подарил ей за предыдущие десять лет все мыслимые дорогие игрушки. А теперь хотел сделать особенный подарок.
– Марта, – умоляюще сказал он, – напишите сказку под названием «Мадлен». О чем хотите… Мой художник нарисует к ней красивые иллюстрации, и моя типография напечатает ее в единственном экземпляре. Девочка будет очень рада яркой интересной книжке. А лет через пятьдесят эта единственная книга Марты Финнеган
