В следующее новолуние - Турборг Недреос
Наконец-то взгляд Матильды оторвался от мяча и вперился в Хердис.
— За границу! А куда именно?
— Наверное, в Париж. Мы еще не решили. Пока что мы поедем в Копенгаген. Но ручные часики мне папа непременно подарит.
— А-ах!
— Да. Золотые ручные часики! О, он теперь столько зарабатывает и всегда страшно занят. Сегодня я была у них в гостях, и он заехал домой только на минутку, чтобы отдать мне эти конфеты, а потом сразу же уехал. Он сказал, что речь идет о ста тысячах. У них дома очень красиво! Я думаю, что так богато живут только графы и бароны.
В это время команда Фаны забила гол, и Матильда была вне себя от досады, что не видела, как это произошло. Хердис даже показалось, будто Матильда расстроилась из-за того, что мяч угодил в четырехугольник с сеткой не к Тем, к кому следовало.
— Так они ж для этого и играют, — сказала Хердис.
Матильда посмотрела на нее, как на дурочку.
— А ты разве не за Сёльверстад?
Хердис кивнула, не глядя на Матильду, но сказать что-нибудь побоялась.
Кажется, на поле наконец-то все кончилось. Хердис вздохнула с облегчением и приготовилась уходить. Хватит ей мерзнуть даже ради общества Матильды.
Но Матильда села на скамейку — это был не конец, а только перерыв.
Когда они покинули стадион, Хердис дала себе слово, что с футболом покончено навеки. Она сжала зубы и притопывала ногами, чтобы согреться, но Матильде было весело и тепло.
— Четыре два в пользу Сёльверстада! Представляешь себе, как будет интересно, когда они встретятся по-настоящему!
Хердис предложила пойти к ней и послушать граммофон или еще как-нибудь развлечься. Но Матильда торопилась домой:
— Я обещала маме прокатать на чердаке белье. Она не может уйти от брата, у него испанка.
Так что Хердис оставались только конфеты. А их она уже наелась досыта. Кто знает, когда она снова увидится с Матильдой. Хердис сказала:
— Хочешь поехать с нами летом на мыс Троллей?
Глаза Матильды засверкали.
— Ой! Ужасно хочу! А ты думаешь… твоя мама…
— Конечно. Я ее попрошу. Они будут только рады, если у меня будет подружка. А осенью мы, наверно, поедем за границу.
Расставаться с Матильдой было пронзительно холодно. Хердис открыла сумку.
— Подожди. Возьми эти конфеты себе. Вот.
Матильда запротестовала — она и так съела слишком много, но Хердис сказала:
— Тогда отнеси их своему брату, ведь он болен. Мне теперь долго будет противно даже думать о конфетах.
Матильда благодарила ее и голосом и глазами, ни у кого на свете не было такого доброго и веселого лица, как у Матильды. Ее так и распирало от благодарности за конфеты, она сказала:
— Знаешь, Хердис, я была ужасно рада, что им все-таки пришлось выпустить твоего дедушку!
— А что… что такое с моим дедушкой? — в смущении выдавила Хердис. Намеки, которые она слышала раньше, были спрятаны у нее в самой глубине сердца.
— Как, разве ты ничего не знаешь? Ведь это было уже давно. Однажды забрали сразу одиннадцать человек, думали, что они все шпионы. Но потом двоих выпустили, в том числе и твоего дедушку, Симона Керна. Но твой дедушка устроил там такой скандал, что его приговорили к штрафу за оскорбление полиции. Я бы тоже пришла в ярость. Если у человека дома больной сын и всякое такое… Знаешь, об этом случае написали в газете даже в Христиании! У меня вырезана эта заметка. Там написано, что Симона Керна преследуют за то, что он еврей. По-моему, так оно и есть. Еще хорошо, что он не потерял свое место переводчика в городском суде.
Хердис ничего не знала. Ее охватила странная слабость при мысли, что Матильда со своим загадочным интересом к газетам теперь делает вырезки из столичных газет. Это означало только одно: новая, почти лучшая подруга Матильды была дочерью типографа, работавшего в Бергенской вечерней газете. Хердис, разумеется, знала об этом. Но все равно лучшая подруга Матильды — она. Это-то бесспорно. Иначе бы мир просто рухнул.
Медленно, опустив голову, Хердис повернулась к Матильде спиной и пошла прочь. Матильда крикнула ей вслед что-то очень хорошее, да, да. Заверила Хердис, что она очень добрая, ну просто сказочно добрая!
И когда Хердис шла домой, леденящая боль у нее в животе немного ослабела при воспоминании об этих словах Матильды.
А дома сказочно добрая Хердис решила, что на следующий день непременно поедет и навестит Юлию в приюте.
И поскольку она была сказочно добрая девочка, она в тот же вечер приготовила все уроки. Потом она с чистой совестью наслаждалась замечательной книгой под названием «Любовь и смерть». Углубившись в запутанную интригу, Хердис обнаружила, что неплохо было бы заедать эту интригу миндальным шоколадом и что пресыщение шоколадом длится не вечность, а проходит весьма быстро. И она откровенно раскаивалась в том, что отдала Матильде остатки конфет.
Вообще-то ей следовало что-нибудь подарить Юлии. Но карманных денег у нее никогда не было, ей даже пришлось попросить у Магды мелочь на трамвай, и эта сумма была аккуратно вписана в блокнот, куда Магда вносила все расходы: кило соли, пятьдесят граммов дрожжей, морковь, пикша, 0,7 м резины для продержки, дюжина бельевых пуговиц, деньги на трамвай для X.
Хердис перебрала все свои сокровища: стеклянные шарики, глянцевые картинки, фотографии киноактеров, английские открытки с изображением свеженьких белокурых девочек то на качелях, то верхом, то с теннисными ракетками в руках, но одинаково похожих на кукол.
Если не считать фотографий киноактеров, которые теперь собирали все, у нее не было ничего стоящего. Для глянцевых картинок они с Юлией уже слишком взрослые, да и цветные стеклянные шарики, через которые они когда-то любили смотреть, тоже годятся только для маленьких. Может, хорошенькие английские открытки? Правда, Хердис и сама могла бы повесить их на стенку и украсить свою комнату. Но тогда в комнате пришлось бы и убирать, а это уже слишком. Что может быть скучнее уборки? Хердис с унынием оглядела комнату. Уборка может доставить удовольствие, только когда она закончена.
Нет, зря она отдала коробку с конфетами. Хердис не без раздражения вспомнила о Матильде.
Можно было бы подарить Юлии хоть эту красивую коробку, вложив в нее что-нибудь другое. Но что? Глянцевые картинки? Конечно, Юлия уже слишком взрослая для таких картинок. А впрочем, кто знает? На картинках были изображены цветы, ангелы и младенец Христос, но попадались и