Сергей Довлатов - Ремесло
Мне вспоминается такая сцена. Заболел мой сокамерник, обвинявшийся в краже цистерны бензина Вызвали фельдшера, который спросил:
- Что у тебя болит?
- Живот и голова.
Фельдшер вынул таблетку, разломил ее на две части и строго произнес:
- Это - от головы, А это - от живота. Да смотри, не перепутай...
Выпустили меня на девятые сутки. Я так и не понял, что случилось. Забрали без повода и выпустили без объяснений.
Может, подействовали сообщения в западных газетах. Да и по радио упоминали мою фамилию. Не знаю...
Говорят, литовские математики неофициально проделали опыт. Собрали около тысячи фактов загадочного поведения властей. Заложили данные в кибернетическую машину. Попросили ее дать оценку случившемуся. Машина вывела заключение: намеренный алогизм... А затем, по слухам, добавила короткое всеобъемлющее ругательство...
Все это кажется мне сейчас таким далеким. Время, умноженное на пространство, творит чудеса.
Пятый год я разгуливаю вверх ногами. И все не могу к этому привыкнуть.
Ведь мы поменяли не общественный строй. Не географию и климат. Не экономику, культуру или язык. И тем более - не собственную природу. Люди меняют одни печали на другие, только и всего.
Я выбрал здешние печали и, кажется, не ошибся.
Теперь у меня есть все, что надо. У меня есть даже американское прошлое.
Я так давно живу в Америке, что могу уже рассказывать о своих здешних печалях. Например, о том, как мы делали газету. Недаром говорят, что Америка - страна зубных врачей и журналистов.
Оказалось, быть русским журналистом в Америке - нелегкое дело. Зубным врачам из Гомеля приходится легче.
Однако мы забежали вперед.
ДОМ
Мы поселились в одной из русских колоний НьюЙорка. В одном из шести громадных домов, занятых почти исключительно российскими беженцами.
У нас свои магазины, прачечные, химчистки, фотоателье, экскурсионное бюро. Свои таксисты, миллионеры, религиозные деятели, алкоголики, гангстеры и проститутки.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Напротив моего дома висит объявление:
?Переводы с английского на русский и обратно. Спросить Риту или Яшу. Также продается итальянский столик на колесах... "
Кроме нас в этом районе попадаются американские евреи, индусы, гаитяне, чернокожие. Не говоря, разумеется, о коренных жителях.
Коренных жителей мы называем иностранцами.
Нас слегка раздражает, что они говорят по-английски.
Мы считаем, что это - бестактность.
К неграм мы относимся с боязливым пренебрежением.
Мы убеждены, что все они насильники и бандиты. Даже косоглазая Фира боится изнасилования.
(Я думаю, зря. ) Она говорит:
- Зимой и летом надеваю байковые рейтузы...
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
В Союзе к чернокожим относятся любовно и бережно. Вспоминаю, как по телевидению демонстрировался боксерский матч. Негр, чершлй, как вакса, дрался с белокурым поляком. Московский комментатор деликатно пояснил:
"Чернокожего боксера вы можете отличить по светло-голубой каемке на трусах... "
Как-то мы с Фирой разговорились возле лифта.
Фира пожаловалась на свое одиночество. Давала, говорит, объявление в газету - никакого эффекта. Все приличные мужчины женаты. А годы идут...
Мне захотелось чем-то ее утешить.
- Ты, - говорю, - еще встретишь хорошего человека.
Не отчаивайся. У меня с женой тоже были всякие неприятности. Мы даже чуть не развелись. А потом все наладилось.
- Я твою жену хорошо понимаю, - откликнулась Фира, - каждая русская баба в Америке держится за свое говно. В любом случае - чужое еще хуже.
Вот попадется какой-нибудь шварц...
Кстати, негры в этом районе - люди интеллигентные.
Я думаю, они нас сами побаиваются.
Однажды Хася Лазаревна с четвертого этажа забыла кошелек в аптеке. И черный парень, который там работал, бежал за Хасей метров двести. Будучи настигнутой, Хася так обрадовалась, что поцеловала его в щеку.
Негр вскрикнул от ужаса. Моя жена, наблюдавшая эту сцену, потом рассказывала:
- Он, знаешь, так перепугался! Впервые я увидела совершенно белого негра...
В общем, район у нас спокойный. Не то что Брайтон или даже Фар Раковей. Многие из русских эмигрантов научились зарабатывать приличные деньги.
Наиболее удачливые купили собственные дома.
А неудачники поняли главный экономический закон.
Хорошо здесь живется миллионерам и нищим.
(Правда, миллионером в русской колонии считают любого терапевта, не говоря о дантистах. ) Много и тяжело работают представители среднего класса. Выше какого-то уровня подняться нелегко. И ниже определенной черты скатиться трудно.
Самые мудрые из эмигрантов либо по-настоящему разбогатели, либо вконец обнищали. А мы с женой все еще где-то посередине. Сыты, одеты, бывали в Европе. Меню в ресторане читаем слева направо.
А ведь первую кровать я отыскал на мусорной свалке. То. да, четыре года назад мы оказались в совершенно пустой квартире. Хорошее было время...
МЫ СТРОИМ ПЛАНЫ
Перед отъездом все мои друзья твердили:
- Главное, вырваться на свободу. Бежать из коммунистического ада. Остальное не имеет значения.
Я задавал им каверзные вопросы:
- Что же ты будешь делать в этой фантастической Америке? Кому там нужен русский журналист?
Друзья начинали возмущаться:
- Наш долг - рассказать миру правду о коммунизме!
Я говорил:
- Святое дело... И все же, как будет с пропитанием?
В ответ раздавалось:
- Если надо, пойду таскать мешки.,. Тарелки мыть... Батрачить...
Самые дальновидные неуверенно произносили:
- Я слышал, в Америке можно жить на государственное пособие...
Лишь немногие действовали разумно, то есть - постигали английский, учились водить машину.
Остальные в лучшем случае запасались дефицитными товарами.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Мой друг Шулькевич вывез из Ленинграда семь ратчноных отрезов на пальто. Впоследствии на Западе сшил. говорят, ". ч них чехол для микроавтобуса..
И все же большинство моих друзей, главным образом, рассуждало на философско-политические темы. Был такой популярный мотив в рассуждениях:
- Мы уезжаем ради своих детей. Чтобы они росли на свободе. Забыли про ужасы тоталитаризма...
Я соглашался, что это веский довод. Хотя сам уезжал и не ради детей. Мне хотелось заниматься литературой.
Знакомый журналист Дроздов говорил мне:
- Лично я, старик, устроен неплохо! Но дети! Я хочу, чтобы Димка, Ромка и Наташка выросли свободными людьми. Ты меня понимаешь, старик?
Я вяло бормотал:
- Что мы знаем о своих детях? Как можно предвидеть, где они будут счастливы?!..
Дроздов готовился к отъезду. Научил своих бойких детишек трем американским ругательствам. Затем произошло несчастье.
Жена Лариса уличила Дроздова в мимолетной супружеской измене. Лариса избила мужа комнатной телевизионной антенной, а главное - решила не ехать. Детей по закону оставили с матерью. Заметно повеселевший Дроздов уехал без семьи.
Теперь он говорил:
- Каждый из нас вправе распоряжаться лишь собственной жизнью. Решать что-либо за своих детей мы не вправе.
О Дроздове мы еще вспомним, и не раз...
Подготовиться к эмиграции невозможно. Невозможно подготовиться к собственному рождению. Невозможно подготовиться к загробной жизни. Можно только смириться.
Поэтому мы ограничивались разговорами.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Мой знакомый Щепкин работал синхронным переводчиком в ленинградском Доме кино. И довелось ему переводить американский фильм.
События развивались в Нью-Йорке и Париже.
Действие переносилось туда и обратно.
Причем в картине был использован довольно заурядный трюк. Вернее, две банальные эмблемы. Если показывали Францию, то неизменно возникала Эйфелева башня. А если показывали Соединенные Штаты, то Бруклинский мост.
Каждый раз Щепкин педантично выговаривал:
//Париж... Нью-Йорк... Париж... Нью-Йорк... "
Наконец, он понял, что это глупо, и замолчал.
И тогда раздался недовольный голос:
"Але! Какая станция? "
Щепкин немного растерялся и говорит; "Нью-Йорк".
Тот же голос; "Стоп! Я выхожу... "
ТЕЛЕЖКА С ХЛЕБНЫМ КВАСОМ
Как я уже говорил, наш район - Форест-Хиллс - считается довольно изысканным. Правда, мы живем в худшей его части, на границе с Короной.
Под нашими окнами - Сто восьмая улица. Выйдешь из дома, слева железнодорожная линия, мост, правее - торговый центр. Чуть дальше к северо-востоку - Мидоу-озеро. Южнее - шумный Квинс - бульвар.
Русский Форест-Хиллс простирается от железнодорожной ветки до Шестидесятых улиц. Я все жду, когда здесь появится тележка с хлебным квасом. Не думаю, что это разорит хозяев фирмы "Пепси-кола".
По утрам вокруг нашего дома бегают физкультурники.
Мне нравятся их разноцветные костюмы. Все они - местные жители. Русские эмигранты такими глупостями не занимаются. Мы по утрам садимся завтракать. Мы единственные в Америке завтракаем как положено. Едим. например, котлеты с макаронами.
