Фасолевый лес - Барбара Кингсолвер
– Как удобно, – проговорила я, стараясь казаться веселой и беззаботной. – Я даже знаю, куда мне приспособить две свои спущенные шины.
– У меня есть крекеры с арахисовым маслом, – сказала Мэтти и, кивнув в сторону Черепашки, спросила:
– Будет?
– Она ест все, – ответила я. – Только не давайте ей в руки то, с чем не хотите расстаться. Например, свою косу.
Коса Мэтти и вправду оказалась в зоне повышенной опасности.
Хозяйка налила кофе в кружку с надписью «БИЛЛ с большой буквы Б» и протянула мне. Себе же она взяла кружку с изображением множества мультяшных кроликов, которые громоздились друг на друга, как камни в Техасском каньоне. Только через пару минут до меня дошло, что кролики занимались сексом в самых разнообразных позах. Странная женщина. Одно совершенно точно – я попала не к «1–800-Господу-нашему».
– Ты ведь издалека приехала, верно? – сказала она. – У тебя номера Кентукки. Точнее – номер. У вас там, кажется можно иметь только один номер?
– Да, только сзади.
– А здесь нужно номера и спереди тоже. Наверное, чтоб копы с любой стороны могли опознать.
Она протянула Черепашке крекер с арахисовым маслом, в который та вцепилась обеими ручонками так яростно, что тот развалился на маленькие кусочки. Глаза у Черепашки сделались такими большими и печальными, что я подумала – она сейчас заплачет.
– Все хорошо, детка, – сказала Мэтти. – Положи его в рот, а я дам тебе другой.
Черепашка так и сделала. Удивительно! На миссис Ходж она так не реагировала. Да, Мэтти умела обращаться с детьми.
– Значит, ты путешествуешь, – обратилась Мэтти ко мне.
– Да. Еду из Кентукки, какое-то время пожила в Оклахоме. Мы в поиске. Посмотрим, насколько нам понравится в Тусоне.
– Понравится! – проговорила Мэтти. – Уж я-то знаю, я ведь прожила здесь всю жизнь. Таких старожилов тут мало осталось. Здесь много пришлых. Практически все, кого я знаю, не местные. Мой муж, Сэмюэль, был из Теннесси. Он приехал еще молодым, из-за своей астмы, но так и не привык к здешней суши. А мне нравится, я привыкла. Что еще нужно? К чему привык, то и хорошо.
– Согласна, – кивнула я.
Я страшно хотела узнать, почему у мастерской Мэтти такое странное название, но не могла найти слов повежливее, чтобы не обидеть хозяйку.
Наконец я спросила:
– А ваша мастерская входит в какую-то сеть?
Это прозвучало вежливо, но глуповато.
Мэтти рассмеялась.
– Нет, мы сами открыли ее с мужем. Его отец был механиком. Сэм родился и вырос среди запчастей. Это он придумал название для мастерской. Можно сказать, он был фанатиком, благослови Бог его душу.
Она протянула Черепашке еще один крекер. Та ела так, словно голодала неделю.
– Фасад ему покрасили какие-то мексиканцы. И я уже ничего не меняла. Наш фасад особенный, его не спутаешь ни с каким другим. Люди останавливаются просто из любопытства. Твоя малышка не хочет сока? Запить арахисовое масло?
– О, не беспокойтесь! Я дам ей воды из-под крана.
– Все-таки сбегаю за соком. Одну секунду!
Я думала, Мэтти собралась в магазин, но она исчезла за дверью в дальней стене мастерской, где, вероятно, были и другие помещения. Там же, наверное, стоял холодильник с соком. Может, она и жила тут – например, на втором этаже.
Пока Мэтти отсутствовала, у мастерской появились двое мужчин – почти одновременно, хотя приехали не вместе. Первый спросил Матильду – ему нужно было сделать центровку колес и подобрать покрышки для своего кроссовера. Он заявил это таким тоном, будто все на свете знают, что такое кроссовер и у каждого дома найдется хотя бы парочка. На втором мужчине была черная рубашка с белым воротником, как у священника, и синие джинсы. Ну и сочетание. Наверное, подумала я, он еще только тренируется быть священником. Хотя кто их знает, как у них принято – в Питтмэне католиков не было.
– Она отошла на минутку, сейчас вернется, – сказала я.
Парень с кроссовером остался подождать, священник же решил вернуться попозже. Он явно торопился, и, когда он отъезжал, я заметила, что на заднее сиденье его универсала набилась целая семья; похоже – индейцы.
– Как твои дела, Роджер? – обратилась к визитеру вернувшаяся Мэтти, а мне сказала:
– Чувствуй себя как дома, моя хорошая. Я быстро.
Она протянула мне оранжевую кружку с маленьким носиком – кружка, вероятно, была специально сделана для детей. Интересно, наливают в такие кружки тоже через носик? Как только Черепашка получила кружку, я поняла, что она ее уже никогда не отдаст.
Роджер заехал на платформу, рядом с которой стояло какое-то красное устройство с множеством кнопок и циферблатов. Мэтти включила его, отчего передние колеса машины завертелись, после чего заглянула под капот автомобиля и принялась что-то подкручивать. Все было сделано чисто и аккуратно. Никогда не видела, чтобы женщина так разбиралась в механике. Я даже испытала что-то вроде гордости. В Питтмэне, если бы женщине пришло в голову открыть мастерскую, ее мигом бы вышвырнули из бизнеса. Или ругали так, что у вас уши бы свернулись в трубочку.
– Если Иисус и правда наш Господь, – сказала я себе, – он никогда не позволит, чтобы эту замечательную женщину забросило куда-нибудь взорвавшейся шиной. И меня заодно с ней.
Мэтти с Роджером подошли к стене из покрышек и сбросили вниз парочку небольших, но пухлых. Покрышки шлепнулись на землю, отчего мы с Черепашкой подпрыгнули. Роджер взял одну и принялся постукивать ею о землю, словно это был баскетбольный мяч. Говоря с хозяйкой, он производил губами разные вибрирующие звуки, вероятно, объясняя Мэтти, что не так с его машиной. Мэтти слушала с интересом. Видно было, что она хорошо относится к Роджеру, хотя он был лыс, краснолиц и казался несколько высокомерным. Но она держалась с ним очень приветливо.
Когда Мэтти вернулась, Черепашка уже выпила свой сок и теперь постукивала кружкой о покрышку, явно требуя еще. Мне стало неловко.
– Хочешь еще сока, милая? – спросила Мэтти голосом, которым взрослые говорят с детьми. – Какая я умница, что принесла сюда всю бутылку!
– О, прошу вас, не нужно, – сказала я. – Мы и так засиделись. Я должна сказать вам всю правду. Я сейчас не смогу купить у вас даже одну шину, не то что две. По
