Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
– Думаю, да. Причём взаимно.
– Ада Бертран, ну-ка спокойнее. Раз ты ему спасибо не сказала, то не ворчи, что не получила ответа. И радуйся, что сей прекрасный Адонис не оттяпал тебе башку топором, пока ты валялась в отключке. Я, по крайней мере, сперва выясняю, с кем имею дело и могу ли ему доверять.
– Который час?
– Десять. Тебе сегодня нужно на заседание?
На этот вопрос Ада пыталась ответить себе ещё с вечера. Она разрывалась между любопытством и раздражением, поскольку так и не поняла, какое отношение к конгрессу имеет профессор Палевский. Он что же, действительно собирается настаивать на допросе портрета покойного – например, изображения мраморного бюста Марцелла? Или даже сам хочет его допросить? Ей было интересно, что станет делать Эстелла, как она себя поведёт, но вместе с тем не хотелось ни встречаться, ни вообще иметь что-либо общее с этим потасканным клоуном.
Кроме вчерашнего доклада Дитера Хорландера, далеко не лучшего в его карьере, никаких выступлений Ада слушать не собиралась. Но через два дня придётся посетить церемонию закрытия. Чем занять оставшееся время?
– А у твоих новых друзей есть планы? Куда-нибудь с ними собираешься? – спросила она Дарию.
– Нет. Они уже уехали в Лондон. Я подумывала взять велосипед и прокатиться вдоль реки. У меня ещё пять плёнок не отснятых, а завтра может пойти дождь. Айда со мной?
– Сперва я хочу позавтракать. Но трапезная, наверное, уже закрыта.
– Кафетерий открыт всегда.
– Я мигом!
Ада натянула белое трикотажное платье с зауженной талией, юбкой-колокольчиком и глубоким вырезом. Обычно она предпочитала джинсы и мужского типа пиджак, но сегодня решила быть женственной и элегантной, хотя знала, что его, фавна, больше не увидит. Может, это для Эстеллы? Но чего ради: потягаться с ней или очаровать её? Или, может, других докладчиков? Или внезапно возникшего японца? Она тщательно накрасилась и вдела в уши светло-голубые серьги муранского стекла.
По пути в кафетерий, когда они уже миновали доску объявлений и почтовые ящики в холле, Дария вдруг окликнула подругу: в её ящике лежала телеграмма – жёлтый, хорошо заметный бланк. Должно быть, пришла утром: вчера Ада уже проверяла почту и обнаружила только какое-то уведомление для участников конгресса.
Боже, телеграмма? Сердце бешено забилось в груди.
Пришлось приподняться на цыпочки, иначе не дотянуться. Ада трясущимися руками развернула листок: отправлено из Доноры.
«Приезжай немедленно. У дяди Тана случился удар. Лауретта».
14
Так, до Лондона можно автобусом. Сейчас половина второго, как раз хватит времени, чтобы собрать чемодан и оставить записку для организаторов. Никаких прощаний: все уже в зале, слушают шаманские бредни. Разве, может, Эстелла сдержала своё обещание и не пошла. Но Ада слишком спешила, чтобы искать её, а тем более загружать своими проблемами.
Дария, естественно, возвращалась вместе с ней. В аэропорту Гатвик им удалось поменять билеты на более ранний рейс – к счастью, они как раз успели. Лишь получив посадочный талон, Ада набралась смелости и трясущимися руками набрала номер Доноры.
Ответил голос, который она ожидала услышать в последнюю очередь – голос ее дяди. Под ложечкой предательски засосало, уши пронзил нестерпимый звон: «ἐπιρρόμβεισι δ᾽ ἄκουαι»[21], как точно выразилась Сафо. И лицо Ады от звука этого голоса тоже стало «цветка поблекшего бледнее». Но виной тому у Сафо были любовь и ослепляющая, почти убийственная ревность, а не то глубокое облегчение, которое наша героиня почувствовала в телефонной будке аэропорта.
– Дядя? Дядя, ты как? Лауретта мне написала...
– Лауретта – редкостная дурёха, способная от любого чиха потерять голову. Но тебя-то зачем надо было пугать, Адита? Как ты, кстати?
– ...написала, что у тебя был удар...
– Да брось! Тоже мне удар! Ерунда, лёгкая слабость, и я тотчас же пришёл в норму. Но она... в общем, ты же её знаешь... собственной тени боится.
– Дядя Тан, я тоже до смерти перепугалась и всё равно собиралась домой. Так что завтра буду у тебя.
– В этом нет никакой необходимости, заканчивай работу. Обещаю, до следующего месяца я не помру.
– ...
– Ну, что ты плачешь, глупышка? Вот уж две очаровательных негодяйки! Вы же мне как дочери, и за что я вас только люблю? Ты уже выступала?
– Угу. Вчера.
– Удачно?
– Угу...
– Да закрой уже эти краны! Ты там с Дарией? Развлекаетесь?
Ада часто спрашивала себя, что дядя Танкреди мог знать об их «развлечениях» с Дарией и что он имел
