Уязвимость - Дмитрий Валерьевич Пяткин
В гостиной стоял огромный кожаный диван и пара кресел из одного с ним комплекта. Эту мебель Леша приобрел совсем недавно, и в комнате до сих пор можно было уловить еле заметный запах кожи. В одном из кресел уютно расположился папа. Он был так увлечен просмотром сериала, что даже не заметил, как в комнату вошли мама с Лёшей. Убавь ты свой сериал дурацкий, сил моих больше нет! Хоть бы с сыном вышел поздороваться, Леша уже пообедать успел, а ты всё сидишь тут как сыч, – деловито и резко заявила мама. Папа не спеша протянул руку к пульту и также медленно убавил громкость.
– Привет, сынок! Как доехал? – осведомился папа, поправляя очки.
– Всё в порядке пап, на такси за полчаса долетел, – улыбнулся Леша.
– Ты осторожней с этими таксистами, я вчера в новостях смотрел, рассказывали, как банда орудует – заказывает человек такси, а его в лес увозят и кирдык, – папа театрально прижал ладонь к горлу, изображая процесс удушения.
– Хорошо, пап, буду иметь в виду, – сухо ответил Леша. В отличие от мамы, папа никогда особо не настаивал на продолжении диалога, и пары коротких доброжелательных ответов было достаточно, чтобы у него пропадало всякое желание развивать одну и ту же тему слишком долго.
– А Юля где? – поинтересовался папа.
– Я же тебе говорила, что она не приедет, у неё голова разболелась, забыл что ли? – резким тоном спросила мама.
– Да, точно, совсем забыл. Жаль, а я хотел угостить вас своей икрой кабачковой, вчера сам закручивал! – с досадой добавил папа.
– Да уж конечно, сам он закручивал, а банки кто кипятком обдавал? А кабачки кто нарезал вчера весь день? – вновь набросилась на отца мама, – ишь ты какой деловой.
– Не переживай пап, в следующий раз обязательно попробуем, – ответил Леша.
– Сынок, ты не сильно торопишься? – спросила мама.
– Нет, мам, совершенно не тороплюсь, я даже больше тебе скажу – я тут подумал, пусть Юля сегодня отдохнет, а я может, у вас переночевать останусь? – вкрадчиво спросил Леша.
– Вы там не поругались случайно? А то, что-то подозрительно, – недоверчиво спросила мама.
– Да нет же, мам, говорю тебе всё хорошо, я что, не могу у вас остаться хоть раз?
– Да можешь, конечно, просто беспокоюсь, – ответила мама.
– Не о чем беспокоиться, – спокойно ответил Леша.
До самого ужина Леша болтал с родителями, а точнее, слушал как они рассказывали ему все сплетни про дальних родственников и соседей, про то как дядя Женя, сосед с первого этажа снова напился до чертиков и чуть не помер со страху, приняв развешанную в коридоре простынь за привидение, когда вставал ночью в туалет по малой нужде. Леша слушал про то, как в соседнем доме поселился какой-то паренек на иномарке и каждый вечер проезжает под окнами с громкой музыкой, и достает весь подъезд. Про то, как мама случайно встретила в магазине Лешину одноклассницу и заметила у нее небольшой живот. На этом моменте Леша снова напрягся, справедливо опасаясь, что тема разговора снова свернет в самое популярное у мамы направление, но к счастью, в этот раз обошлось. Леша изредка вставлял свои ремарки, но почти ничего не говорил. Пару раз он вскользь упомянул про интересную рабочую задачу, которую он решал на этой неделе, но по выражению лица мамы, он понял, что ей это слушать не очень интересно, хоть она и пыталась всеми силами изобразить любопытство. Папа иногда вставлял свои реплики в наиболее безопасные места маминых рассказов, чтобы не навлечь очередной поток ответных обвинений в коверкании деталей истории. Незатейливость и простота родительских историй равномерно заполняла все трещины на душе Лёши, которые паутиной расползлись по всем самым важным уголкам этой самой души, не оставив ни одного целого участка. В одно мгновение, время решило остановиться и возможно даже повернулось вспять. Леша живо представил себя восьмилетним мальчиком, но на этот раз, он совершенно не возражал им побыть. Напротив, он радовался, что скоро отправится в комнату, которая выполняла функцию детской, когда он был маленьким. Мама разложит кровать-полуторку, которую отказывалась заменить на новую, несмотря на то, что могла сделать это давным-давно. Родители не решались тратить деньги, которыми их регулярно снабжал сын, откладывая большую часть из них "до лучших времен". Что именовалось "лучшими временами", было загадкой даже для них самих, но Лёша уже перестал возражать. В данный момент он даже радовался, что такой артефакт детства как кровать в его бывшей комнате по-прежнему находится здесь, а ему сейчас особенно хотелось почувствовать связь с прошлым, потому что связи с его настоящим почти не осталось.
– Будешь спать на всем свежем, я постельное белье только позавчера перестирала, чтобы затхлого запаха не было. Всё таки чуяло материнское сердце, что ты к нам в гости заглянешь, – сердобольным голосом произнесла мама, глядя на Лёшу так, словно не может налюбоваться сыном.
– Спасибо, мамочка, я как раз, наверное, пораньше спать лягу, неделя была трудной.
– Правильно, а то, как ни погляжу, всё время допоздна в своих соцсетях сидишь, а надо режим соблюдать, – назидательно произнесла мама.
– Что ж, вот и начну его соблюдать с сегодняшнего дня, – с улыбкой ответил Лёша.
– Сынок, ты что-то грустный сегодня, – обеспокоенно заметила мама, – вроде улыбаешься, шутишь, а всё равно какая-то грусть чувствуется. У тебя точно всё хорошо? Ты ничего от меня не скрываешь?
– Нет, мам, ничего не скрываю, всё в порядке, не переживай, – вновь подтвердил Лёша, а сам подумал, стоит ли потом сказать маме о случившемся и как не получить упрёков за то, что не сказал обо всём сразу.
– Ну хорошо, отдыхай, мы с папой тоже скоро спать будем ложиться, – ответила мама, хотя в её голосе по-прежнему сквозило лёгкое недоверие.
Дверь в комнату захлопнулась. Леша лёг на кровать и укрылся одеялом. Запах свежего постельного белья и знакомые очертания комнаты, внешний облик которой, казалось, совершенно не изменился за многие годы – всё это было сейчас самым реальным и самым желанным и единственным, что хотел видеть и чувствовать Лёша прямо сейчас. Он мысленно поблагодарил себя за решение приехать в гости к родителям и отдельно поблагодарил себя за решение остаться ночевать в родительской квартире. Он понял, что прямо сейчас на свете нет ни единого места, где ему было бы также спокойно и хорошо. Он искренне радовался, что у него есть такое место
