Уязвимость - Дмитрий Валерьевич Пяткин
– Доброе утро, мам, – тихо произнёс Лёша.
Мама взглянула на него с выражением досады на лице. В её взгляде читалось что-то вроде: "ну за что же мне достался такой непутевый ребёнок?".
– Я же тебя спрашивала, все ли хорошо, – сказала мама с драматизмом, которому позавидовала бы большая часть Юлиного актёрского курса, – скажи, пожалуйста, зачем врать матери?
Лёша не знал как реагировать на эти слова. Он не имел ни малейшего понятия, что конкретно произошло. Интуитивно он понимал, что мама написала Юле, но он не представлял, что именно та могла написать маме, а поэтому не знал как реагировать и что отвечать. Поэтому он решил ответить как можно более пространно и общо, чтобы, исходя из ответов, понять как себя вести.
– Ты насчёт чего, мам?
– Ты сейчас издеваешься надо мной? – чуть не плача спросила мама, – ты меня совсем дурочкой считаешь? Говорил мне тут про то, что у Юли мигрень, что она приболела, врал мне прямо в лицо и даже глазом не моргнул! – мама была готова перейти на крик, но всем видом показывала, что сдерживает себя из последних сил.
– Мам, пожалуйста, успокойся и объясни в чем дело, – Лёша максимально мягко попытался произнести каждое слово.
– Ты из меня совсем-то сумасшедшую не делай! – грозно произнесла мама, – думаешь, я бы не узнала всё?
– Да о чем ты говоришь?! – взмолился Лёша.
– Ну хорошо, раз ты не хочешь мне ничего объяснять, тогда придётся мне самой разобраться, – мама произнесла эти слова так, как будто через секунду планировала устроить Лёше невероятную по масштабам взбучку. Собственно говоря, так и было, – ты что себе позволяешь, негодяй?! Как ты мог поднять руку на Юлю?! И не надо мне тут уклоняться и мямлить! Я больше от тебя лжи не потерплю! Объясни мне, как ты посмел даже подумать о таком? Как у тебя вообще рука поднялась?!
Лёша совершенно опешил. Он ожидал чего угодно, но такой подлости от Юли он предвидеть не мог. От возникшей злости и недоумения он был не в состоянии нормально сформулировать ни одной мысли.
– Я не… Я к ней даже рукой не притронулся, мы просто немного повздорили из-за пустяка, она заплакала и ушла в спальню, а я приехал к вам. Я собирался сказать, но не смог сразу, хотел сегодня…
– Ты мне не ври! Зачем, по-твоему, Юле всё это выдумывать? Ты дурачком тут мне не прикидывайся!
– Да потому что она мне изменяет! – не выдержал Лёша.
– Ох, ну вы посмотрите на него! Мало того, что врет матери, так теперь ещё выдумывает тут на ходу, думает мать совсем дурочка! Ты сам-то себя слышишь? Лишь бы оправдаться! Ох, я не могу, опять весь день Корвалол глотать. Это ещё скажи спасибо, что я отцу пока ничего не стала говорить! – мама сделала глубокий вдох, из-за чего в воздухе повисла тяжёлая гнетущая пауза, после чего приложила руку к груди, показывая, что ей нехорошо.
– Мам, всё в порядке? – забеспокоился Лёша, но мама жестом показала, чтобы он ничего не говорил, а сама продолжила:
– В общем, ты сейчас едешь домой и молишь у Юли прощения и сам помолись, чтобы она не подавала заявление в полицию. Честно говоря, я даже сама готова была это сделать, когда Юля мне написала, но сдержалась, потому что ты всё-таки мой сын. Но знай, что я просто в ужасе! Я тебя такому не учила, я не понимаю, как вообще так можно было сделать! Может, я тебя не знаю вообще? Что еще от тебя ожидать?
На последней фразе Лёше захотелось заплакать от бессилия. И не потому, что на его глазах происходило что-то абсурдное, трагическое и до ужаса несправедливое, а потому что он сам не знал ответа на последние вопросы.
– Мам… Скажи, кому ты больше веришь, девушке, которую знаешь около двух лет и которую видела за всё это время от силы раз десять, или своему родному сыну, который заботится о вас с папой, помогает и…
– Не надо уходить от темы! – рявкнула мама, – это здесь вообще не при чем! Мы и сами о себе можем позаботиться, ты на жалость мне тут не дави! Ты уже давно должен был повзрослеть и научиться нести ответственность за свою жизнь и за свои поступки. Мы с отцом ни в чем не нуждаемся! – последние слова мама произнесла с особо гордой интонацией, – а вот ты, как я вижу, до сих пор ничему не научился, даже элементарно с людьми отношения выстраивать. Видимо твои компьютеры тебе ближе живых людей.
– А кто мне постоянно твердил, чтобы я шёл учиться на программиста? – с обидой произнёс Лёша, – кто мне все уши прожужжал на эту тему и кто потом говорил спасибо, когда я помогал вам? Вы, а точнее, ты, мама, всегда хотела, чтобы всё было только так как хочешь ты, а мои желания никогда ни во что не ставила! Ты сама сделала всё, чтобы я не был самостоятельным, чтобы все мои решения были не моими на самом деле, а твоими личными и в чем ты теперь хочешь меня упрекнуть? В том, что я стал самостоятельным, несмотря на все твои усилия сделать обратное?! Что ты от меня хочешь? Чтобы я жил своей жизнью или был просто заводной куклой, которой ты будешь крутить и вертеть, как пожелаешь? – в голосе Лёши было столько отчаяния, что им можно было физически заполнить помещение вместо воздуха.
– Ну конечно, теперь мы с папой у него виноватые, – обиженно ответила мама, но уже без того эмоционального запала, что был минутами ранее, – в общем сынок, мы тут раскричались конечно, но…
Мама не успела договорить свою примирительную фразу. Её прервал хлопок двери. Леша закрыл дверь в комнату, чтобы быстро собрать вещи и поскорее покинуть родительскую квартиру. Пока он одевался и клал ноутбук в свой рюкзак, он слышал стуки в дверь и обрывки маминых причитаний. Что именно говорила мама, он практически не слышал, несмотря на то, что дверь была очень тонкой. Он просто не готов был больше слушать никаких доводов, увещеваний и нравоучений, он чувствовал себя самым одиноким человеком на земле, человеком, которого только что окончательно лишили того островка безопасности, существованию которого он успел было обрадоваться. Он не знал точно, куда отправится, но оставаться было невыносимо. Открыв дверь, Леша увидел немного испуганное лицо мамы. Та прекратила все свои увещевания ровно в тот момент, когда Лёша открыл дверь комнаты. Почти не глядя в сторону матери тот последовал в коридор и быстро обулся, затем открыл дверь и, бросив последний быстрый взгляд на коридор и удивлённо-испуганное лицо мамы, вышел,
