Георгий Иванов - Рассказы и очерки

...Проза. Авторы не важны, хотя и среди них есть имена: полковник Елец или сам Крымов. Важен тон. Тон этот - элегантное светское "козри", иногда оживленное "беззлобным смехом", иногда "окутанное дымкой философии":

...Закурив ароматную гаванну, старый банкир задумчиво спросил:

- Женщина! Знаете ли, господа, что такое женщина?

- Женщина - это сфинкс,- сказал, помолчав, знаменитый художник.

- Нет - женщина - роза с шипами,- возразил ему юный поэт...

Камин ярко пылал...

Но ни стихи, ни проза не играли главной роли в "Столице и Усадьбе". Главное - были отделы "По усадьбам" и "Светской жизни".

Тут еще разительней, чем в выборе бумаги и умении набирать объявления во всю страницу от банков и автомобильных фирм,- сказался редакторский такт Крымова.

Оба отдела состояли из фотографий и сопроводительных подписей. Подпись часто была краткой, но тут-то и заключалась "маэстрия",- в нескольких словах сказать... не меньше, как на триста рублей (не считая типографских расходов).

Особенностью, так сказать, "спесьялите де ля мэзон" "Столицы и Усадьбы" было придание аристократического блеска именам и личностям, несправедливостью судьбы этого блеска лишенным.

Как объявлял какой-то косметический институт: "Если природа, создавая ваш профиль, допустила ошибку - мы эту ошибку поправим".

Делалось это неподражаемо.

Например, купил какой-нибудь воротила проданное с торгов княжеское имение. Ну, купил, отремонтировал, пьет себе чай с блюдечка на исторической терассе. "Столице и Усадьбе" - это уже известно. "Столица и Усадьба" уже шлет своего сотрудника. Сам воротила, может быть, и не интересуется "блеском" (бывают такие, отсталые). Но уж жена, дочки, племянницы интересу-ются наверняка.

Снимаются фотографии, изготовляются клише и потом в лаборатории красоты (в лифте на третий этаж!) - наводится "лак".

...Имение "Кривые рожки" - колыбель князей Чернопольских-Черносельских. На терассе, под историческим дубом, посаженным графом Соллогубом, автором "Тарантаса" - семья нынешних владельцев, г. г. Мухоедовых за дачным файф-о-клоком... (Тульский самовар, конечно, унесен на кухню, блюдечко отнято из растопыренных пальцев тятеньки). Если имение не княжеское и не историческое, то всегда можно посадить "старшую дочь владельца" на лошадь "знаменитых заводов графов Кулябко-Корецких", дать ей в руки какой-нибудь хлыст, "выписанный из Лондона от поставщика его высочества принца Уэльского", и эффект будет тот же. В свете громких фамилий и фай-фоклоков, исторических дубов и конских заводов вульгарное "Мухоедов" засияет новым респектабельным блеском. О, этот Крымов! Волшебник!

То же и в "светской жизни".

...Госпожа Сапогова позирует в ателье скульптора барона Рауш фон Траутенберг...

Если же скульптор, на свое несчастье, сам Сапогов, то все-таки это ничего не значит:

...Позирует в ателье скульптора Сапогова, автора бюста леди Астор, получившего Grand-Prix в Осеннем Салоне...

У каждого человека, самого скромного, самого непрезентабельного, есть, если поискать, какой-нибудь князь, граф, на худой конец генерал, которого можно извлечь и поставить за спиной скромного человека таким рефлектором, что он не узнает самого себя. Особенно если воткнуть кругом несколько файф-о-клоков и исторических дубов...

Если вы устали от торговли рыбой или железом и вам хочется пожить по-другому, красиво, благородно, вдохнуть полной грудью одновременно и великие заветы прошлого и современную утонченность - шепните только редактору "Столицы и Усадьбы":

"Гарсон, сымпровизируй шикарный файф-о-клок"...

Ответ заранее отпечатан на "роскошно-меловой" бумаге:

Каменный остров - к собственной вилле,

Дом Зингера на лифте на третий этаж.

Подробности по соглашению.

* * *

Эстеты культурные выписывали "Старые Годы" и собирали "ансамбли".

Начинался "ансамбль" ампирной мебелью, кончался - коллекцией миниатюр.

Если эстет принялся собирать миниатюры,- значит, он прошел уже сквозь все соблазны: мебель, стекло, фарфор, часы, рукомойники, ризы, сарафаны и т. п.

Какую бы отрасль старины вы ему не назвали - он только кивнет устало-самодовольно. Петровские пуговицы? - Сейчас покажу вам мое собрание... Если человек дошел до миниатюры, значит, никакие пуговицы для него не новость. Миниатюрами завершалось здание, начатое когда-то колченогим столом "с набором", купленным даром (то есть за сто рублей) у "ничего не понимающего" старьевщика. Потом - долгие годы "сомнений и восторгов" и, наконец, все это увенчивалось миниатюрами.

Такое завершение - вполне логично. Во-первых, колченогие столы и петровские пуговицы - собирать каждому по средствам. Миниатюры же стоят дорого.

За эти годы "сомнений и восторгов" - эстет двигался по службе или приобретал практику и "возможности" его становились шире. А потом - для собирания столов не нужно ничего, кроме "любви к старине". Миниатюры же дело тонкое.

К 1912 году все более или менее подлинные миниатюры оказались в руках некоего великого князя.

Как это случилось,- я не знаю, однако случилось. Все эти кусочки желтоватой кости с изображениями красавиц и гусаров - оказались в руках одного счастливого владельца, на зависть всем остальным.

В продаже у антикваров остались только портреты императрицы Жозефины и Кюхельбекера, которых великий князь принципиально не покупал.

Что было делать? Положение спас тот же великий князь.

Он понял чувства других, обездоленных им, коллекционеров и пошел им навстречу. Он издал подробнейший каталог своей коллекции с множеством снимков в красках. А антиквары и собира-тели вздохнули свободно. Меньше, чем через месяц, предложение миниатюр превысило спрос. Подделка не была грубой: военных с оригиналов каталога переодевали в штатское и наоборот, блондинок с чайной розой на груди превращали в брюнетку с красной... Все были довольны.

Один мой знакомый - эстет, знаток, ценитель, член разных "обществ для изучения" и т. п., убегая из советской России, вывез - святое святых своего собрания - тридцать редчайших кусочков "кости с живописью". Все они оказались "работы 1913 года"!

Но довольно о миниатюрах.

Когда все, что можно собрать, было собрано,- эстет начинал скучать. Что же дальше?

И демон эстетизма шептал ему:

А современная поэзия? - "Мы натешимся с козой, где поляну сжали скалы", а? Или же лучше - Крученых. А четвертьтоновая музыка? А живопись Давида Бурлюка? Ты забыл!

Если в душе человека заложено "чувство прекрасного" - это обязывает. Пусть он нисколько не расположен "тешиться с козой", пусть живопись Бурдюка ему неприятна и даже противна. Но раз последняя глиняная собака Елизаветинской эпохи заняла свое место на полке - выбора нет.

...В своем ампирном кабинете, освещенном люстрой-уникой (второй экземпляр имеется лишь в Царскосельском дворце, да и то подделка), в халате, скроенном из вышивки 15 века,- сидит маленький, толстенький, лысеющий, симпатичный человек в пенсне. После трудового дня - в суде или на бирже - ему хочется отдохнуть душой в мире прекрасного. "Уника" льет приятный свет на корельское бюро (за ним был подписан тильзитский мир - это удостоверено), в бархат-ном футляре заманчиво сереют под стеклом - целых шестнадцать пар редчайших щипцов для снимания нагара. Так хорошо бы потрогать их, поразглядывать в лупу первопечатные святцы, пошуршатъ ризой византийского епископа. Так хорошо, так сладко...

Но нельзя.- Если он не хочет топтаться на месте, превращаясь в дилетанта - нельзя.

Вздыхая, человек достает пачку тощих книжонок в разноцветных обложках. Их сусальная яркость - режет глаз, едва их развернуть, брошюрка лопается, грубая бумага выгорает. Что за рисунки, Боже! Что за названия! И в руках держать неприятно - шершавая, как репейник...

Но надо. Поправив пенсне, эстет читает:

...Чудовище, гроза вершин,

С ужасным задом,

Схватило несшую кувшин

С прелестным взглядом...2

Прочитал стихи - переходит на прозу:

...Пан Псержепецкий (о, лебядь чистая, где мой горшек!) Псержепецкий, пецкий, ецкий, перепендря, дря, в ночный лег ночлег...

Лоб эстета покрывается потом. Да - тяжеловато оно - новейшее искусство. Главное - постичь, в чем тут красота. Уловить дуновение! Добиться!

...Венера Милосская в каждом куске мрамора... впрочем, это не то... Итак, хотя бы это - "перепендря, дря,- в ночный"... Чувствуется, конечно, что-то. Несомненно чувствуется. Но случайно, не до конца...

...Дря... ря... ря... пецкий... пецкой... ецкий... Что это? Звон в ушах? Или аутентичная люстра позванивает своими хрусталиками в такт ритму будущего?

Ну - на сегодня довольно. Вписать только в каталог новую покупочку. Раскрыв толстый златообрезанный том, он аккуратно вписывает:

Автор - Давид Бурлюк. Цена - две тысячи. Название - "Таракан во Ще".

..."Перепендря-дря-дря...", да, чувствуется, несомненно... Но как уловишь?.. Впрочем, довольно на сегодня. Не надо переутомляться. Тем более, что завтра - концерт четвертътоновой музыки, обещающий массу впечатлений...