Карта Анны - Марек Шинделка
Большая часть публики была примерно того же возраста, что и анархистка. Непонятные существа, скитающиеся по ничьей земле. «Почему столько детей поклоняются боли?» — спрашивала себя Андреа. Культ боли, царящий повсеместно в детских, в фисташково-зеленых новостройках. В хоромах, опутанных ипотекой, словно паутиной. Родители до кровавого пота трудятся над собственной мечтой, над счастьем, воплощенным в ребенке. А ребенок тем временем в своей спальне взывает к смерти и хаосу, воплощенных в рок-музыканте, который мучительно взирает с плаката на стене.
Андреа стояла в стороне и видела все это как за стеклом. Рядом напивался Матей, будто исполняя какую-то миссию. Он отлепился от стены и неуверенным шагом проследовал обратно к бару. Андреа улучила момент и вышла на улицу. Глубоко вдохнула ночной воздух, в котором уже чувствовалась роса. На пустом перекрестке зачем-то сменяли друг друга огни светофора. На поребрике сидела девушка, уставившись взглядом в асфальт. От нее веяло плачем. Слабая тупая пульсация в слезных каналах.
— Сигареты не будет? — спросила Андреа.
Девушка молча вынула из кармана почти полную пачку.
— Оставь себе, — сказала она, протягивая сигареты вперед не глядя.
Андреа улыбнулась и села на поребрик рядом с ней. Закурила. Глубоко затянулась. Выпустила дым.
— Впервые за два года, — произнесла Андреа.
— Жалко.
Андреа улыбнулась.
— Я просто хотела кое-что вспомнить.
— Что?
— Не помню, какой у них был вкус.
— Сколько тебе?
— Тридцать один.
Девушка только сейчас подняла глаза.
— Выглядишь моложе.
— Я знаю, — усмехнулась Андреа.
Она протянула бумажный платочек, чтобы девушка высморкалась, потом еще один, а потом легонько коснулась пальцем собственного лица, показывая, словно в зеркале, где потекла тушь.
— Получше?
Девушка кивнула.
— Не страдай ты так из-за него, он того не стоит…
— Идиот.
Андреа кивнула.
— Хотела бы я встретить того, кто будет меня понимать. Кто будет чувствовать, что мне действительно нужно.
Андреа горько усмехнулась. Докурила и отбросила окурок в сторону. Ей вообще не понравилось, дым лез ей в глаза.
Они сидели молча.
— Ты местная? — спросила наконец девушка.
Андреа покачала головой.
— У меня здесь было одно дело. Я скоро уезжаю. Наверное, насовсем. Нашла работу за границей.
— Решила начать все сначала? — спросила девушка, но было видно, что думает она о другом.
— Вроде того, — пожала Андреа плечами.
Она будто хотела добавить еще что-то, но промолчала. Только большим и указательным пальцем помассировала глаза, соскользнула к переносице, стиснула ее, а потом провела ладонью по лицу, как слепые, когда изучают, кто стоит перед ними. Девушка повернулась к ней, держа на весу руку с бумажным платочком.
— Просто иногда наступает время все поменять, — сказала Андреа, взяла у девушки платочек и аккуратно стерла с ее лица последние остатки косметики.
— Ну вот, — улыбнулась она и внимательно посмотрела на девушку.
Та была прекрасна. Только длинные волосы, за которыми она пряталась, как за занавеской, мешали ее красоте засиять в полную силу. Андреа погладила девушку по щеке тыльной стороной ладони, коснулась ее волос, пропустила пряди между пальцами. Потом скрутила волосы на затылке, прижала их и свободной рукой залезла к себе в карман. Открыла коробочку, достала заколку с тремя красными цветочками и закрепила ею прическу.
— Идеально, — подытожила Андреа.
Девушка посмотрелась в стекло и увидела себя, словно в первый раз. Нежные скулы, глубокие глаза, губы. Все на месте. Она была красива. Была готова.
— Мне уже пора, — улыбнулась Андреа.
— Пора? — девушка погрустнела, протянула руки к затылку, чтобы вернуть заколку, но Андреа жестом остановила ее.
— Нет, оставь, это тебе.
Девушка улыбнулась.
— Мы еще встретимся?
— Не знаю, я скоро уже уеду, — ответила Андреа. — Напиши мне свой телефон.
Андреа вытащила из сумки ручку, и девушка на пачке сигарет написала свой номер.
Они обнялись и поцеловали друг друга в щеку. Андреа помахала на прощание, и ночная улица, отраженная в стеклянной двери, закрылась за ней.
Матей едва стоял на ногах, повторял, что жить без Андреа не может, и нес всякую чушь. Она нашла его везде стойки. Концерт заканчивался, оставшиеся зрители стояли кучками в свете прожекторов или же покидали зал, лавируя между пластиковыми стаканчиками; ноги прилипали к полу, на сцене какой-то пацан в наушниках поставил на двух граммофонах треск и шум.
Они шли по пустому городу, было чуть-чуть за полночь. Со стороны трудно было сказать, кто кого ведет. На пустынный автовокзал медленно вкатывался светящийся параллелепипед автобуса. Андреа вынула из кармана пачку сигарет, оторвала от нее крышку с номером телефона и, прежде чем зайти в автобус, протянула ее Матею.
— Напиши мне завтра что-нибудь приятное, — попросила она.
Матей сжал в кулаке картонку с телефонным номером, как будто это был драгоценный камень. Двери, шипя, закрылись, и автобус, полный спящих людей, с грохотом скрылся в темноте.
ЭСТАФЕТА
В поезд вошла девушка. Собственно, не то чтобы девушка — наверное, ей было около тридцати. Но что-то в ее облике, в ее манере держаться, вопреки очертаниям тела, оставалось девчачьим. Вокруг глаз — мелкие морщинки, но не от возраста, а от смеха. Девушка явно любила смеяться и смеялась много, в ней вообще угадывалось что-то истеричное. В жестах сквозила неразборчивость, нетерпеливость, даже грубость. Всё в ней было горючим. Каждое движение могло обернуться взрывом. Почему-то я возненавидел ее с той самой минуты, как она появилась в купе.
Войдя, девушка указала рукой на сумку, занимавшую сиденье, и, хотя свободных мест в поезде было много, попросила пожилую женщину, сидевшую у окна, сумку убрать. Девушка стояла посреди купе и с какой-то нервозностью, в которой читалась агрессия, показывала на
