В открытое небо - Антонио Итурбе
Тони молчит, задумавшись.
– Или воздушные пируэты, или моя сестра. Тебе решать.
С высоко поднятой головой она сквозь зубы выдавливает слова прощания и уходит, оставляя за собой шелест колеблющихся юбок.
В его распоряжении – несколько дней в госпитале, пока не выпишут, и за эти дни он должен все обдумать и принять решение. Но разве здесь есть, над чем долго раздумывать? Его любовь к Лулу – превыше всего. Как может он отказаться от любви всей своей жизни?
Отказаться от Лулу невозможно… Но разве сможет он жить без полетов?
Он не видит, как, и, главное, где, в какой другой сфере жизни сможет он найти это счастье – разорвать путы, что приковывают нас к земле, и, став невесомым, взмыть ввысь.
Эта легкость…
Он порывисто меняет положение в постели, и острая боль в треснувшем ребре напоминает, что он не только отхлестан и побит снаружи, но теперь еще и разгромлен изнутри.
Как можно выбрать, что лучше: не есть или не дышать?
Он зол. И злится вовсе не на Лулу, потому что ее-то, конечно, понять можно. Скорее, это он чувствует себя непонятым. Полеты нисколько его не напрягают, он даже не считает их чем-то опасным. Оставшийся на земле понятия не имеет о тех связях, что устанавливаются там, наверху, о том, каким повелителем машины и времени является летчик, как твердо опирается он на тысячи кубических метров воздуха под крылом…
Впервые увидев Лулу, он непрестанно молился, чтобы она поверила в него, чтобы свершилось чудо и это божественное создание полюбило его – простого смертного и к тому же бедняка. Он горько улыбается. Бог карает нас, прислушиваясь к самым страстным нашим мольбам. Теперь Лулу любит его так сильно, что не желает мириться с мыслью, что он может разбиться насмерть, и даже не хочет позволить ему еще хоть раз сесть в кабину пилота.
И он мечется в сбитых простынях больничной койки – отчаянно и безнадежно, как оторванный хвост ящерицы.
Но любовь к Лулу де Вильморен толкает его ввысь с той же силой, что и любовь к полетам. Рыжая шевелюра Лулу – воздушный шар, что влечет его в небеса. Рядом с ней жизнь перестает быть мелкой, вульгарной. Нечего тут решать, все уже решено. Лулу хочет, чтобы он был с ней, живой и здоровый. Разве это не чудесная новость? Да он самый счастливый на свете человек! Но как же так, почему мгновенье назад он чувствовал себя таким несчастным? Миллионы мужчин пожертвовали бы одной рукой или даже двумя, чтобы оказаться на его месте. Он больше не будет летать и сделает Лулу счастливой.
Ее счастье станет моим счастьем…
Тони твердит сам себе, что ему несказанно повезло. И вместе с тем из глаз его катятся огромные, с кулак величиной слезы.
Глава 8. Истр, 1921 год
Наутро после бессонной ночи, в течение которой он десятки раз разбивался о взлетно-посадочную полосу, Мермоз отправился в офис командира части. Раз уж он завалил экзамен по летному мастерству, его должны будут направить в какое-нибудь наземное подразделение, на такие работы, где не потребуются специальные навыки пилота. Он не сомневается, что его отправят выполнять наихудший из всех возможных видов работ, но ему все равно. Раз уж не суждено стать летчиком, ему без разницы, на что будет потрачено его время.
Он приходит в офис части, однако капрал не обращает на прибывшего ни малейшего внимания.
– Мне бы хотелось узнать о своем новом назначении. Мое имя Жан Мермоз.
Тот бросает бесстрастный взгляд в свежий приказ.
– Нет ничего.
– Ты хорошо посмотрел?
– А ты что, думаешь, я читать не умею?
– И что это значит?
– Да что ты мне тут зубы заговариваешь? Думаешь, я твоя бабушка?
Мермоз поднимает над стойкой руку и хватает его за воротник. И тянет к себе вместе с плетеным, на колесиках, стулом, на котором сидит капрал, поднимая его кверху, над разделяющей их стойкой. А когда голова этой конторской крысы в звании капрала оказывается на расстоянии ладони от его лица, впивается в него колючим взглядом.
– Да я из тебя бабушку и сделаю, потому что в этом случае не нужно будет пробивать тебе башку.
Тот, задыхаясь, шепчет какое-то извинение.
Мермоз идет в учебно-тренировочный отряд, к которому был приписан, и, как положено по уставу, докладывает лейтенанту о своем прибытии.
– Ты ведь Мермоз, так?
– Точно так, господин лейтенант.
– Насколько я понимаю, это ты вчера разбил машину.
– Точно так, господин лейтенант.
– Ты хоть представляешь себе, во сколько обойдется восстановление самолета после подобных повреждений?
Мермоз медлит, раздумывая над ответом, так что лейтенант продолжает:
– Стоимость ремонтных работ следовало бы вычесть из твоего денежного довольствия, беда только в том, что тебе и за сотню лет будет не рассчитаться.
– Мне очень жаль, господин лейтенант.
– Тебе еще повезло, что тебя на гауптвахту не упекли! До сих пор не понимаю, с чего это я поддался на уговоры упрямца Березовского. Он говорит, что у тебя нутро пилота. – Офицер презрительно крутит головой. – Черт возьми!
