Всеволод Иванов - Канцлер
Бисмарк указал в сторону Андраши.
— Граф, несомненно, объяснит нам инцидент при речке Пржемше. Австро-Венгерское правительство, граф, прислало ноту протеста? Ах, вы и представить не можете, господа, как прискорбно, когда льётся кровь дружественных держав, когда война входит к вам в комнату…
— Простите, князь, — прервал Бисмарка Андраши и повернулся к Горчакову. Ваша светлость! Его величество Франц-Иосиф, император Австро-Венгрии, поздравляет вас. Императop вручает вам цепь и орден Золотого Руна, знак высшей награды нашей страны, как лицу исключительно выдающемуся в деле всеевропейского мира. — Он передал цепь и орден.
Горчаков принял:
— Благодарю вас, граф. В свете этой императорской награды я вижу, что мы съедим сегодня за обедом в виде жареной утки весь вчерашний инцидент на речке Пржемше.
Раздался почти дружный смех.
Биконсфильд, смеясь:
— Поздравляю, ваша светлость.
Ваддингтон пожал руку Горчакову:
— Я счастлив за вас, ваша светлость.
Бисмарк с застывшей улыбкой на лице постоял неподвижно, затем уверенно подошел к окну, поглядел вниз и обратился к Андраши:
— Граф. Я полагал, вас привезёт сюда ваш любимый рысак Август.
Андраши словно обрадовался возможности переменить тему разговора:
— Ах, да! Август! Действительно, я чрезвычайно люблю его. Если я его не увижу днём, то непременно увижу его тогда во сне. Но сюда от Берлина довольно далеко, день был жаркий, я пожалел коня и приехал на другой лошади.
— Следовательно, Август ещё у вас, граф? — произнёс Бисмарк.
Андраши удивился:
— Что это значит? Разумеется, у меня.
Бисмарк обратился к Горчакову:
— Тогда в вашей конюшне, князь, стоит двойник Августа.
— Моя конюшня пуста, ваша светлость. Я приезжаю сюда в наёмных экипажах и вообще не имею привычки держать за границей своих лошадей.
— Но я только что проезжал мимо ворот вашей усадьбы и видел в конюшне, у стойла, рысака Августа. Я кавалерист, господа, и знаю толк в конях. Это Август! Я ещё удивился. Старая, почти развалившаяся конюшня, в которой, наверное, лет сто не стояло коней, и вдруг — Август. Конь, цена которому тридцать тысяч марок!
— Семьдесят пять тысяч, ваша светлость, — поправил Андраши.
— Тем более странно! Как вы должны любить этого коня! Бедный граф!..Бисмарк направился к Горчакову. — Вы удручены, князь?
— Ещё бы не быть удручённым, ваша светлость. Я всегда предпочитал тихую езду, а здесь быть разбитым бешеным привидением.
— Доверьтесь мне, — успокоил Бисмарк. — Я улажу всё это недоразумение. По-моему, Андраши придирается к вам перед тем, как вручить свою ноту протеста.
— Весьма признателен, князь. Попытаюсь, однако, и сам действовать. Горчаков приказал Ахончеву:- Капитан-лейтенант! Вместе с офицером, сопровождающим графа Андраши, идите в конюшню и проверьте, что за Сивка-бурка, вещая каурка, стоит там.
Оба офицера проследовали в парк. Во время этих разговоров и перемещений Биконсфильд и Ваддингтон тихо отошли в глубь комнаты, где сели друг подле друга.
— Любопытно, — обратился Биконсфильд к соседу, — кто здесь на кого нападает. Россия на Австрию или Австрия на Россию?
— Или Германия на ту и на другую вместе? — предположил Ваддингтон. — Во всяком случае, в гостиной пахнет порохом.
Бисмарк тихо подтолкнул Андраши плечом:
— Вручайте ноту. Старик смущён и принесёт глубочайшие извинения, а вы можете потребовать всё, что вам хочется.
Андраши скромно потупился:
— Я предполагал, дело обойдётся без ноты…
Бисмарк продолжал настаивать:
— Старик сейчас спрашивал меня — останется ли Германия нейтральной в случае войны Австро-Венгрии с Россией? Я ответил, что ни в коем случае не позволю разрушить Австрию! Какая наглость?! И вдобавок он укрыл украденного у вас коня, чтобы доказать полное бессилие Австрии. Татарин!
— Молю вас — скромно произнёс Андраши — успокойте его, князь. Мы совершенно не готовы к войне.
Бисмарк буркнул:
— Вы всегда не готовы, а всегда побеждаете. Попытаюсь выполнить вашу просьбу. Но предупреждаю — он будет требователен.
Пока Бисмарк приближался к Горчакову, Биконсфильд и Ваддингтон понимающе переглянулись.
— Там, где посредничает Бисмарк, война неизбежна. Я спешу сообщить свои соображения королеве.
— Президент проклянёт меня, если я пробуду здесь ещё десять минут.
Стараясь остаться незамеченными, они двинулись к выходу.
А между тем женщины, находящиеся в гостиной, продолжали разговор на свои, сугубо женские, темы.
— Светское воспитание мешало моей откровенности с вами, Ирина Ивановна, Или, наоборот, я была чересчур откровенна и казалась вам плохо воспитанной? В том и другом случае пора признаться — мы любим одного. И — безнадёжно. Иначе мы б добыли известный документ, отсутствие которого вызвало всё это! Она указала на Бисмарка, рассуждающего с Горчаковым.
— Небо наказало меня! Отныне вы увидите другую женщину, Нина Юлиановна. Повелевайте мной! Повеление очень идёт к вашей величественной фигуре…
— Ах, милочка! Вы так трогательно страдаете…
Беседа же мужчин была более тверда. Бисмарк сказал Горчакову:
— Князь, ваше спокойствие удивляет меня! Вас осмеливаются заподозрить в укрытии ворованного! Требуйте ноту! Вручайте свою! Он пойдёт на любые уступки. Ваше молчание придаст ему силы. Он и то сейчас спрашивал меня: останется ли Германия нейтральной в случае войны Австро-Венгрии с Россией? Я ответил, что ни в коем случае не позволю Австро-Венгрии разгромить Россию!
— Пожалуй, мне лучше подойти к нему?
— Нет, вы горячи и пылки, князь.
— Боюсь, что вы более горячи и пылки, ваша светлость.
— Андраши вас видеть не может! — уверил Горчакова Бисмарк. — Он отвернулся! Впрочем, есть надежда уладить. — Подошёл к Андраши и прошептал: Этот сумасшедший старик утверждает, что конь его.
Андраши ответил разозлённо:
— Конь?! Я понимаю, какой это конь! Конь, несущий Австрию к пропасти. И я чувствую, что рядом со мной не будет ни английского, ни германского коня, и я один буду выбит из седла перед этой русской пропастью!.. Я предпочитаю упрямого мула этому „драгоценному коню“, лишь бы остановиться.
— Мне трудно уразуметь ваш венгерский пафос, граф…
— Потому что воевать-то буду я, а не вы?!
Подошедший Горчаков произнёс:
— Граф, здесь какое-то прискорбное недоразумение…
Андраши, чуть не радуясь, воскликнул:
— Недоразумение? Да, недоразумение!.. Точное слово, ваша светлость!.. И почему все так волнуются о коне? Этого коня… Августа… я подарил вам ко дню вашего восьмидесятилетия, князь. Я не хотел это афишировать, но, раз уже раскрылось, что поделаешь?!
Бисмарк тихо пробормотал:
— Граф, это малодушие. Вы погубили страну».
Андраши был упоён своей находчивостью:
— Да, подарок! Я счастлив, что этот подарок поразил вас своей внезапностью, а значит, и обрадовал, ваша светлость. Что касается инцидента на речке Пржемше — так это сущий вздор.
— О, дружба двух наших наций навеки нерушима.
— Именно нерушима!.. Поздравляю вас, ваша светлость, с великими словами.
Возвратившийся вместе с австрийским офицером Ахончев был обрадован несказанно:
— Ваша светлость! Приятное известие. Рысака Августа в конюшне нет.
Ошеломлённый Горчаков только и мог вымолвить:
— Как нет?
— Господин австрийский офицер подтвердит.
— Подтверждаю слова русского офицера, ваша светлость.
— Что за вздор? Конь должен быть там, — заявил Горчаков.
— Но его нет, ваша светлость. Есть некоторые вещественные остатки коня, но по качеству корма виновника этих остатков трудно установить, был это Август или другой конь, — произнёс Ахончев торжествующе.
— И тем не менее, ваша светлость, Август — ваш!.. — заверил Андраши.
Пока он говорил, Ахончев подошёл к милым дамам, сидевшим в стороне, и Развозовская, а также Ирина Ивановна в два голоса объяснили ему происходящее. Он успокоился совершенно.
Горчаков же обратился к Бисмарку:
— Множество странных событий, князь, а в том числе и это событие с конём, так любезно разъяснено графом… — Любезный поклон в сторону Андраши. Всё это заставляет меня сильно задуматься и обратиться к вашей помощи, в которой вы мне никогда доселе не отказывали. Окружающие и я сам чувствуем себя во власти непонятных чудес. Мы то беднеем, то богатеем, то почти свершаем преступления, то стоим перед шуткой. Например, у моего доброго знакомого графа Развозовского, душеприказчика. Ахончева, пропала вексельная книга…
— Да, я знаю. Эту пропажу мог бы осветить некто Клейнгауз, социалист.
— Социалист? — удивился Горчаков.
— Или нечто вроде. Он, несомненно, замешан в покушении на нашего престарелого императора, здоровье которого, к счастью, улучшается. Клейнгауза ищут. Ищут везде, проговорил хмуро. — И преимущественно возле города Мысловец у речки Пржемши, где сходятся не только австрийская и русская, но и немецкая границы. Я его найду! Я имею все возможности узнать истину.