Сати Спивакова - Не всё
Когда мы уходили, он спросил:
- Что мне тебе подарить? Что ты хочешь? В этом доме все старое!
Сначала разломил гранат и говорит:
- Ешь, давай с руки ешь!
А на мне - белое платье, главная задача - не закапать его. Побежал к серванту, вытащил какую-то гэдээрошную синюю пузатую сахарницу с реставрированной крышкой. Вся она была какой-то кособокой, видимо, из бракованной серии. Но Параджанов умел все превращать в, как бы сейчас сказали, перформанс, в факт искусства. Он взял сахарницу и, размочив в чае кусок сахара, приклеил его внутри на дно: "Чтобы твоя жизнь была сладкой". И вот уже спустя больше пятнадцати лет я держу эту сахарницу у себя на кухне среди дорогих сердцу подарков и никогда не мою ее - берегу кусочек сахара, приклеенный Параджановым. И еще он подарил мне фотографию: Параджанов стоит, вытянув руку так, как будто держит на ней белые домики на склоне горы на заднем плане. И улыбается.
НЕВСТРЕЧА С БУЛАТОМ
Булат Окуджава написал к Володиному пятидесятилетию стихи-посвящение. И спустя некоторое время Володя ему ответил. В его день рождения 12 сентября мы были в Париже, ожидая прибавления семейства: Анечка, наша младшая дочь, родилась 1 октября, буквально через две недели после юбилея. Володя не хотел отмечать его в Москве, так как вообще не любит пышных сборищ. Я сделала Володе сюрприз - заказала ужин в ресторане, который для него был символом Франции. Он всегда мечтал, "когда будут деньги", пригласить всех в "Максим". Приехали наши близкие и преданные друзья из Испании, Америки и Москвы и даже Ростропович, который успел прилететь в последнюю минуту. Накануне нам привезли несколько писем и поздравлений. Среди бумаг находился манускрипт, который написал Окуджава, - замечательные, очень грустные стихи, посвященные Володе. Из всех поздравлений они потрясли меня больше всего. И его тоже. Спустя буквально месяц Володя был в Зальцбурге, позвонил мне и попросил включить факс, по которому и переслал мне свои стихи-ответ: "Путешествие дилетанта из Зальцбурга в Вену". Володя очень редко пишет стихи. Они начинались так же, как у Булата, но каждая строчка как бы перекликалась с теми стихами. Мы нашли способ переслать ответ Окуджаве, и я знаю, стихи ему очень понравились.
К сожалению, Булат Окуджава в нашей жизни - это, как писала Ахматова, "невстреча". Или полувстреча. Они с Володей практически были незнакомы, то есть формально знакомы, конечно, были, но возможности общаться, делиться чем-то они не имели. Оглядываясь назад, понимаешь, что самое драгоценное время, проведенное вместе с очень интересным человеком. Как-то мы встретились с Булатом Окуджавой в Париже в доме Люси Каталя. Она - очень известная женщина, работающая в издательстве "Альбан Мишель". В ее дом нас привела Зоя Богуславская. Жена Окуджавы Ольга очень торопилась в тот вечер его увести, общение не складывалось, Володя хотел с ним поговорить, я тоже надеялась услышать что-то необыкновенное. Но не получилось.
Булат умер в июне, и за полгода до этого в Москве был концерт, на котором "Виртуозы Москвы" впервые исполняли "Раек" Шостаковича. Так сложилось, что в Большом зале сошлось множество официальных лиц - в партере одновременно сидели Наина Иосифовна Ельцина, Чубайс, Лужков со всей своей командой из мэрии. Это было незадолго до выборов 1996 года, уже разразился скандал с Коржаковым, стенка шла на стенку. (Спивакова часто обвиняют в том, что на его концертах появляются лица, взаимоисключающие друг друга. Я же не могу закрыть дверь ни перед кем и всегда в меру своих сил достаю билеты всем без исключения. Например, Бари Алибасов со всей "На-на" однажды тоже появился у нас. Накануне мы познакомились на концерте Пендерецкого, выяснилось, что Алибасов его обожает и понимает его музыку как никто. Для него Пендерецкий или Шенберг космос, великая музыка. Я не видела ничего криминального в том, что он захотел, чтобы его "мальчики" послушали Моцарта. Правда, потом появились статейки, что "Спиваков и "На-на" - одной крови".)
Я считаю, что музыка - идеальное средство соединить и примирить всех. Референт Наины Иосифовны передал мне ее пожелание увидеться с Владимиром Теодоровичем после концерта и просьбу организовать чай в правительственной ложе. Я, естественно, позвала туда всех - и Лужкова с его "хлопцами", и Чубайса с его пленительной, тургеневского типа женой Машей. Зная привычку Спивакова "отходить" от концерта очень долго, сначала стоя в мокром фраке и принимая поздравления, потом медленно переодеваться, когда уже остались только свои, на что уходит минут сорок пять, я понадеялась занять и развлечь гостей в правительственной ложе, но это было невозможно - все сидели по углам и молчали. Официанты отчаялись - гости отказывались пить и есть. В воздухе как будто "повис топор". Мне стало ясно - положение может спасти только Спиваков.
Я рванула в артистическую, крича сразу всей очереди:
- Ради Бога, извините, он сегодня не сможет ни с кем говорить.
Быстро переодела Володю в свитер на голое тело, и мы побежали. В тот момент, когда я выхватила его из артистической, я увидела, что в середине очереди стоит Булат. Эта встреча в канун Нового года, после концерта в консерватории, как вспышка в памяти, которая никогда не угаснет: он - в толпе, Володя к нему кинулся, они обнялись, крепко, быстро, в последний раз. Если бы знать, что в последний...
Мы убежали с обещанием позвонить. Даже не сообразили пригласить его с собой. Потом я так ругала себя, думала, а что, собственно говоря, дороже? У меня на сердце это осталось каким-то грузом вины. Остались два стихотворения, свидетельствующие о перекличке между их душами. Они прекрасно почувствовали друг друга. Муж всегда возит эти стихи в футляре скрипки.
Я безумно жалею, что мне не довелось знать Булата Шалвовича ближе. Ведь вся моя юность связана с его поэзией. Окуджава для меня равноценен Пастернаку или Мандельштаму. С пятнадцати лет у меня была его пластинка 33 оборота, на конверте - портрет с сигаретой, такой коричневый дагерротип. Как только закрою глаза и вижу эту пластинку, вспоминается очень дорогой мне отрезок жизни конец школы, начало института, наши поездки в колхоз, в деревню Княжево под Волоколамском, когда мы, студенты ГИТИСа, согревались у костра и пели "Виноградную косточку". Все его песни - "О московском муравье", "Прощание с новогодней елкой", "Опустите, пожалуйста, синие шторы"... - великая поэзия. Он пел ее под музыку, и второго такого трубадура эпохи не было - философа, поэта, музыканта. Наверное, я не одинока в этой любви. И я безмерно горжусь стихами Окуджавы, посвященными Спивакову. Володя сам - человек щедрый, но в то же время он совсем не избалован вниманием и щедрым отношением к себе. Ему мало посвящено произведений, но то, что ему посвящено - дорогого стоит. И стихотворение Булата в этом ряду. Для меня эти стихи очень важны.
ОТЪЕЗД
Владимиру Спивакову
С Моцартом мы уезжаем из Зальцбурга.
Бричка вместительна. Лошади в масть.
Жизнь моя, как перезревшее яблоко,
тянется к теплой землице припасть.
Ну а попутчик мой этот молоденький
радостных слез не стирает с лица:
он и не знает, что век-то коротенький,
он все про музыку, чтоб до конца.
Времени не остается на проводы...
Что ж, они больше уже не нужны
слезы, что были недаром ведь пролиты,
крылья, которые Богом даны?
Ну а попутчик мой только и верует
жару души и фортуне своей,
нотку одну лишь нащупает верную
и заливается как соловей.
Руки мои на коленях покоятся,
горестный вздох угасает в груди...
Там, позади - "До свиданья, околица!"...
и ничего, ничего впереди.
Ну а попутчик божественной выпечки,
не покладая усилий своих,
то он на флейточке, то он на скрипочке,
то на валторне поет за двоих.
1994 г. Булат Окуджава
ПУТЕШЕСТВИЕ ДИЛЕТАНТА
Булату Окуджаве
С Моцартом мы уезжаем из Зальцбурга,
Бричка вместительна, лошади в масть.
Сердце мое - недозрелое яблоко
К Вашему сердцу стремится припасть.
Молодость наша - безумная молния,
Вдруг обнажившая Землю на миг.
Мы приближаемся к царству безмолвия,
Влево и вправо, а там - напрямик.
Вместе мы в бричке, умело запряженной,
Вместе грустим мы под звон бубенца,
Смотрим на мир, так нелепо наряженный,
Праздник, который с тобой до конца.
Медленней пусть еще долгие годы
Бричка нас катит дорогой крутой,
Пусть Вас минуют печаль и невзгоды,
Друг мой далекий и близкий такой!
Музыка в Вашей поэзии бьется,
Слово стремится взлететь в облака,
Пусть оно плачет, но лучше - смеется.
И над строкою не дрогнет рука...
В.Спиваков
По пути из Зальцбурга в Вену.
7 октября 1995 г.
КУРЬЕЗ
Самый смешной, необыкновенный да и абсурдный отпуск - наше незабываемое первое лето в Ялте в 1983 году. Мы с Володей знакомы еще только четыре месяца, безумно влюблены, и он приглашает меня на месяц
