Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
– Но согласно нашим записям…
– Да пошли вы к черту вместе со своими записями! Вы что, ослепли и ничего не слышите? Говорю же вам, я не лишался памяти. Я, между прочим, не безумнее вас, и уж точно куда как благоразумнее. Господи, ну почему вы не хотите подвергнуть меня тесту? Говорю же вам, я нормален. Пожалуйста, поверьте мне. Нормален, вы слышите? Нормален, нормален! Нормален!!!
Ему хотелось плакать от осознания собственной беспомощности, ибо было совершенно ясно, что они ему не верят. Это было понятно по скептическому выражению, застывшему на их лицах. Ведь только сумасшедший станет орать, что он совершенно нормален.
– Ну конечно же, вы нормальны. – Доктор Селемеж расплылся в сладчайшей из всего своего арсенала улыбке. – Совершенно нормальны. Просто вам необходимо еще немного отдохнуть, вот и все. Несколько месяцев…
– Месяцев?! – взвизгнул Анри. – Еще несколько месяцев в этом дурдоме! Теперь я знаю, вы все хотите, чтобы я здесь спятил! Вы не желаете, чтобы я когда-либо выбрался отсюда! Вы задались целью сгноить меня здесь! Но говорю же вам, я нормален. Спросите меня, спросите что угодно… Я же и нарисовать могу… Позвольте мне доказать вам…
Он все еще продолжал кричать, когда два дюжих санитара выволакивали его из кабинета.
Снова оказавшись в своей палате, Анри бросился ничком на постель, принимаясь отчаянно колотить кулаками в подушку, рыдая и зовя мать.
– Мама! Мамочка!
На следующий день он был спокоен. Он не смирился с судьбой, но сохранял спокойствие. Лишь отец сможет вытащить его отсюда. Уж отец-то увидит, что он не сумасшедший. И не обратит внимания ни на этих тупиц врачей, ни на их записи и все эти умные разглагольствования об амнезии и грозных симптомах.
В тот же день после обеда Анри написал письмо отцу, подкупил опекуна, чтобы тот отправил послание, и стал с надеждой ожидать скандального появления графа.
Шли дни. Одна неделя, другая, третья. Отец так и не приехал.
Анри был совершенно подавлен, просиживая целыми днями у зарешеченного окна в своем кресле-качалке. Он был в западне, ему никогда не выбраться отсюда…
Психиатры же расценили эту его мрачную апатию как улучшение и даже разрешили матери навестить его.
– Анри, ну ты же понимаешь, да? – пробормотала она, когда они остались наедине. – У меня просто не было другого выбора. Если бы я не отправила тебя сюда, власти упрятали бы тебя в государственное учреждение.
Он кивнул, не поднимая глаз:
– Да, мама. Я понимаю.
Ему хотелось броситься ей на шею, взмолиться, чтобы она забрала его отсюда, сказать ей, что он не сумасшедший, но это лишь расстроило бы ее еще больше. Да и что значит его слово против утверждений таких признанных светил медицины? К тому же она уже видела их записи… А что, если он в самом деле сумасшедший и не осознавал этого? В конце концов, откуда человеку знать, сумасшедший он или нет?
– Я очень благодарен, – продолжал Анри, уставившись в пол. – Ты старалась ради моего же блага, как, впрочем, и всегда. А я… я приношу тебе одни лишь неприятности. Прости меня, мамочка.
Она обняла его, провела пальцами по волосам, как делала когда-то давным-давно, когда он был совсем маленьким и они жили в замке.
– Держись, Рири. Будь мужественным…
Они гуляли в саду, сидели на скамейке в тени цветущего дерева. Бесцветным голосом Анри отвечал на ее вопросы. Да, его ключица совершенно зажила. Нет, больше не болит… Да, это просто чудо, что той ночью он не переломал себе ноги… Доктора очень внимательны и добры… О да, чувствует он себя вполне комфортно, ему даже читать разрешают… Нет, ему не скучно.
– Мне снова разрешили рисовать. Так время идет быстрее.
– Постарайся набраться терпения. Ты пережил нервное потрясение. Нужно время, чтобы ты мог набраться сил. Я буду навещать тебя так часто, как только позволят доктора.
У ворот она наклонилась, чтобы поцеловать его на прощание, и прошептала:
– Молись, мой мальчик, если сможешь. Молитва принесет тебе успокоение.
Из-за ворот Анри наблюдал, как она села в карету. Лошадьми правил не Жозеф.
«Она не хотела, чтобы он увидел меня», – в отчаянии думал Анри, ковыляя обратно к дому.
На выручку ему пришел Морис.
Впервые увидев его на пороге своей палаты, Анри истерически разрыдался.
– Ты! Но как ты… Как они тебя пропустили… Как…
– Да уж, – усмехнулся Морис, закрывая за собой дверь, – пожалуй, легче попасть на завтрак к английской корлеве, чем пробраться внутрь этого проклятого дома. Секретарь внизу нарассказывал мне таких страшилок, что я уже ожидал увидеть тебя в смирительной рубашке в палате с мягкой обивкой на полу и стенах, но ты даже представить себе не можешь, насколько убедительным аргументом может оказаться пятидесятифранковая купюра для секретаря, получающего мизерное жалованье. Ну, вот я и здесь. Вообще-то, на мой взгляд, ты не производишь впечатление сумасшедшего. Садись, давай поговорим. У нас совсем мало времени. Расскажи мне все, как было. А то газеты полны самых невероятных историй. Ну, так как все на самом деле случилось? Мне не хотелось докучать расспросами твоей матери. Что же до мадам Лубэ, то она до сих пор пребывает в прострации, и я так и не смог ничего от нее добиться. Она плакала все время, пока я был у нее. Значит, у тебя случился приступ белой горячки, ты выскочил на лестницу и свалился с нее – так?
На одном дыхании Анри рассказал ему все, что помнил, а также описал свои ужасные ощущения от лечебницы, вопли женщин из палат на противоположной стороне коридора, отказ врачей признать его вменяемым.
– Вот! Смотри! – воскликнул он, хватая со стола ворох рисунков. – Посмотри! Сначала они говорили, что я все это перерисовал. Но, даже выяснив, что я ничего не перерисовывал – ну, не было у меня такой возможности, – они все равно утверждают, что я сумасшедший. О, Морис, ну как мне заставить этих идиотов поверить в то, что я не псих? Пожалуйста, помоги мне. Ты моя последняя надежда. Я написал отцу. Он даже не ответил.
Один за другим Морис разглядывал рисунки. В конце концов он взглянул на друга, и лицо его расплылось в широкой улыбке.
– Если это нарисовано умалишенным, то тогда я тоже псих! Эти чертовы газеты совершенно сбили меня с толку, и я не знал, чему верить, когда
