Царь горы - Александр Борисович Кердан
– Серик Шаркибаевич Шаркибаев, – назвался он и пухлой рукой неожиданно больно стиснул ладонь Санина.
– Лейтенант Санин, – по-уставному отчеканил Санин, с трудом вырывая ладонь из цепкой длани Шаркибаева.
– Молодес! – по-отечески потрепал Шаркибаев Санина по плечу. – Хороший стихи пишеш. Особенно этот: «Родная партия, ты путь нам нашертила…»
– Начертала, товарищ полковник… – осторожно поправил Санин.
– Молодес! Всегда так пиши. Свать как тебе, лейтенант?
– Константин, товарищ полковник.
– Коська, снашит. Ну, поехали!
В совхозе «Целинник», расположенном километрах в сорока от города, их уже ждали.
На крыльце сборно-щитового клуба, украшенного выгоревшим транспарантом «Слава КПСС!», топтались директор – точная шарообразная копия Шаркибаева, только в костюмчике попроще, и две казашки – в национальных нарядах, с караваем в руках.
«Разве что оркестра нет…» – удивился Санин столь помпезной встрече.
Шаркибаев, похоже, привык к таким церемониям. Он неспешно выбрался из «Волги», благосклонно выслушал приветствие директора на казахском и русском языках, принял каравай, передал его подскочившему водителю и направился в клуб, махнув Корытных и Санину:
– Не отставайте…
В клубе не протолкнуться. Все места заняты и даже в проходах стоят взрослые и дети. Все, как один – казахи.
Шаркибаева, Корытных и Санина зал встретил овацией.
«Ещё ведь ничего не сказали, а уже хлопают…Что же будет, когда стихи читать начнём? Интересно, а сам Шаркибаев что пишет?» – успел подумать Санин, следуя за катящимися, как два колобка, Шаркибаевым и директором по центральному проходу, оставленному свободным.
На сцене стояли трибуна с гербом СССР, покрытый красной бархатной скатертью стол и стулья: два впереди, и два – сзади.
На первый ряд уселись Шаркибаев и директор. Корытных и Санин, соответственно, устроились за ними.
– Сейчас начнётся… – шепнул Санину Корытных, пряча хитроватую усмешку в усах а-ля песняр Мулявин.
– Что начнётся?
– Сам увидишь.
Директор на ломаном русском объявил, что в совхозе сегодня важная и долгожданная встреча с известным советским писателем Шаркибаевым и членами областного литературного объединения. Тут он запнулся и фамилии Корытных и Санина прочитал по бумажке.
– Слово предоставляется нашему дорогому и горячо любимому писателю, живому классику казахской литературы Серику Шаркибаевичу!
Зал взорвался аплодисментами, которые долго не смолкали.
Шаркибаев вышел за трибуну, неторопливо налил в гранёный стакан воду из ребристого графина, сделал пару глотков, откашлялся в кулак и важно произнёс – тоже по-русски:
– Я родился в год десятилетий Великий Октябрьский революсия в семье простого щабана…
Корытных снова приник к уху Санина:
– Сейчас скажет: «И тоже пас овец, как мой отец, пока не загремели раскаты Великой Отечественной войны!»
Санин даже удивиться не успел, как раздался усиленный микрофоном голос Шаркибаева, и слово в слово повторил только, что озвученную Корытных фразу, конечно, с собственной неповторимой интонацией:
– И тоже пас овес, как мой отес, пока не загремел раскаты Великий Отечественный война!
– Я понял, что моё место там, где сражается весь советский народ… – на ухо Санину просуфлировал Корытных.
– Я понял, что моё место там, где сражаесса вес совесский народ… – эхом отозвался Шаркибаев.
Корытный не унимался:
– «Хочу воевать!» – сказал я. Военком отвечал: «Нет, Серик, ты нужен здесь! Иди домой, паси овец! Держите связь с военкоматом!»
Шаркибаев повторил и эту сентенцию, причём фразу: «Держите свяс с военкоматом!» – он значительно произнёс дважды, во второй раз зачем-то добавив к ней: «К штыку приравняем перо!»
«Надо же, Маяковского знает…»
Зал снова дружно зааплодировал. Такие овации Санин видел только по телевизору, когда транслировали очередной съезд партии.
Санина внезапно разобрал смех. Чтобы не прыснуть, он зажал рот ладонью, а чуть успокоившись, звонким шёпотом полюбопытствовал у Корытных:
– Витя, ты откуда знаешь, что полковник скажет?
– Да у него одна речь на все случаи заготовлена… Он её однажды наизусть вызубрил, а всё остальное только по бумажке прочитать может…
– И что всегда одно и то же?
Корытный, косясь на прислушивающегося к их перешёптываниям и уже заёрзавшего на своём стуле директора, усмехнулся:
– Всегда одно и то же! Я на всех его встречах с читателями был, сам, как видишь, уже всё наизусть выучил!
«И это знаменитый писатель?» – скривился Санин.
Шаркибаев, перебиваемый то и дело наглядными свидетельствами «народной любви», ещё битый час рассказывал свою длинную биографию, в которой, если отбросить шутки в сторону, было много по-настоящему примечательного. И то, как в годы войны он, ещё подростком, ловил вместе с чоновцами бандитов в степях Казахстана, и как тридцать лет исправно служил в органах государственной безопасности и боролся с агентами капиталистических государств, с инакомыслием и так далее…
Но всё это говорилось совершенно беспросветным, казённо-суконным языком да ещё и на ломаном русском…
И вопрос о том, как при отсутствии всякой способности красиво излагать свои мысли, человек может принадлежать к писательскому Союзу, всё время крутился в голове у Санина. Он-то был совершенно уверен, что все «инженеры человеческих душ» – мастера слова, что каждый из них является интеллектуалом, философом, мудрецом. Ничего этого в первом, увиденном им в «живую», члене Союза писателей СССР не обнаружилось…
Шаркибаев закончил свою «тронную» речь только тогда, когда, очевидно, устал сам. Утирая взмокший лоб платком, он с довольным видом уселся в президиум.
Директор вызвал Корытных. Виктор Михайлович прочёл балладу о солнце и стихотворение о дуэли Лермонтова у подножия Машука. Стихи Санину очень понравились, особенно строчки: «Я – лейтенант, а вы – поручик, что в принципе – одно и то ж!» И зал не скупился на рукоплескания.
Читал свои произведения и Санин. Ему тоже аплодировали, долго и горячо.
«Наверное, и мои стихи им по вкусу пришлись…» – кланяясь зрителям, радовался он первому успеху.
Корытных пожал ему руку:
– С крещением тебя, наследник Паустовского! Хорошо читал! С выражением!
– Люди хлопают… Наверное, понравилось… – сияя, как надраенная пастой «гойя» солдатская бляха, предположил Санин.
– Ну, на этот счёт ты особых иллюзий не строй. В зале, если кто и понимает по-русски, так человек пять, не больше…
– А что же они так хлопают, если не понимают!
– На своего директора глядят. Как он начнёт аплодировать, так и они в ладоши бьют…
– Зачем же тогда вся эта профанация? – покраснел от осознания собственной наивности Санин.
Корытных покачал головой:
– Чудак-человек! Для отчёта, конечно! Линию партии знаешь: культуру – в массы? Вот мы её и проводим… Серик Шаркибаевич в Алма-Ату напишет, на съезде писателей его в докладе похвалят, а то и грамоту за активную работу дадут…
После выступления директор совхоза пригласил их в столовую. Там был накрыт настоящий достархан: жареный баран, бешбармак, овощи, фрукты, водка, кумыс…
Шаркибаев посадил Санина рядом с собой. Выпив водки и раскрасневшись, сказал, приобняв его за плечи:
– Виш, как Серика любят!
