Три книги про любовь. Повести и рассказы. - Ирина Валерьевна Витковская
– По-нашему говорит. Думает, не понимает никто. Ну, я мусор… Одна бумажка, вторая. Ищу, копаюсь. Не хочу слышать, а слышу. Так, ерунда всякий. Нодира то, Нодира сё… Уехал-приехал… А сам подметает…
Вдруг дворник застопорился: кто-то вываливал в контейнер гнилые помидоры и не донёс, уронил на землю, где они почти в слякоть размазались. Отскребать надо. В одной руке метла, другой лопату совковую подцепил: рраз! Рраз! Неуклюже получается, нельзя три дела зараз делать: мести, скрести и по телефону разговаривать…
– Тогда он, Ирин-апа, – Гуля захлёбывается от возмущения, – взял и говорит в телефон, важный голос такой сделал, са-ба-ка!..
Гуля растопыривает большой и мизинец и подносит к уху, как телефонную трубку, изображая «нашего»: «Ты подожди, брат, – важно говорит она, – мнэ сечас некогда. Пэрэзваню. Только кафе закрою…»
И – снова мести, помидоры гнилые от земли отскребать…
– Ох, как я, Ирин-апа… Прр-ямо сама не своя была!.. Кр-рикнуть бы ему: ты что? Я всё понимаю! Как-кой кафе!.. Ты же… Метла у тебя!..
Я хохочу, а Гуля возмущённо стучит кулаками по коленкам…
– И дома так… – тихо роняет она, – прри-едут, деньги привезут. Тут – год на стройка работал, семент на большой этаж таскал. А прри-едет – чайхана весь день тратит… И всем говорит – началник возит. Или – такси работает…
– Хочется, чтоб красиво было, – примиряюще говорю я.
Но Гуля не успокаивается:
– А девчонки? Сама – на плохой работа… Знаете такой, Ирин-апа, прась-тутка?
Я киваю головой – знаю, мол…
– Вот, а дома скажет – офис работаю. Знаете, офис?
Знаю, конечно.
– Я… никогда… – говорит Гуля. И уходит, гордая, красивая.
И правда – никогда. Я на неё много лет смотрю. С каждым годом всё красивее. И не врёт вообще. Все знают – и здесь, и дома, где она работает и почему может себе позволить и модную стрижку, и красивое платье.
А маникюр – нет…
Про волшебное
Ох, преподавательская! Сидение, трёп, чай-сахар… И вечное студенто-ругание: тот не сдал, этот не пришёл, пятеро вообще не в теме… Один реферат принёс – в огороде бузина, а список литературы к нему – в Киеве дядька.
И ленивые-то они, и инфантильные, и безответственные…
Все да не все. Такие встречаются… Даже не чета тем, кто обсуждает.
Вот. Галонских. Заочник, правда. В какой-то воинской части служит, а высшее образование – ему надо. Как только в наших стенах появляется, всё!.. Вихрь. Сразу – в курсе всего. И – везде, во многих местах. Такое впечатление, что по коридорам и аудиториям не один Галонских летает, а по крайней мере, пять. Всех организует, везде позвонит. И нет для него ничего невозможного.
А вечная присказка его: «волшебно!..» Всё, за что берётся, делается – волшебно!
Его и не просит никто, он сам возникает… Обои в преподавательской переклеить – да! Вмиг организует, и не поймёшь как…
Как-то там сложным образом обработать видео для КВНа – сейчас!.. Он позвонит в часть, у него там – специалисты. Нигде таких нет. Всё будет – волшебно.
Вечером хватились – ё-моё!.. Завтра ж конференция, а зал не готов, ни стульев, ни столов… Плакаты повесить. А никого уже нет. Один Галонских.
Не волнуйтесь, всё будет. Как – это уже его дело. Волшебно, – вот как.
И правда, к утру – всё было.
А ведь это, прикиньте, время сессии… И кроме волшебных дел – всех обегать, всё сдать надо. А легко. Никаких преференций себе не требовал.
…Диплом получал в печальном настроении. Малы размеры военной части для его неуёмной, пробивной энергии. Университет всё-таки, два раза в год – выход в иную реальность. Масштабы, люди…
Недавно слух прошёл: сын у него родился.
В полдень сам позвонил. Отчитался:
– Для встречи матери и ребёнка из перинатального центра – всё готово.
Первое: фотограф-профессионал с двадцатилетним стажем.
Второе: видеосъёмка с условием тайного проникновения в помещение, где ребёнка одевают и готовят к выписке.
Третье: белый БМВ – с шарами и надписями, конечно.
Четвёртое – военный оркестр в количестве восьми человек.
И всё будет – волшебно.
А кстати, не нужны ли мне услуги перинатального центра? Лучший в России. У него там всё схвачено… Я в ответ, сдерживая смех, напомнила, сколько мне лет. Уж лет двадцать как в услугах перинатального центра…
– Я на всякий случай, – рассеянно обронил он, – вдруг чего-нибудь… Чтобы уж совсем всё… До конца. Волшебно.
Про Швейка
Мой Йозеф Швейк.
Да, мой. У меня с ним с детства особые отношения.
Дома была здоровенная потрёпанная книжка – все похождения бравого солдата в одном томе. По-моему, кроме меня, её никто и не читал.
Детство моё было тяжёлое, как и у всех всегда: с одной стороны родители, с другой – учителя. Постоянно всем должен. Поэтому идиотизм Швейка по отношению к любому начальству вызывал восхищение и желание подражать. Придёшь так домой, жизни не рад; откроешь томик на любой странице – и давай ржать. Да что там, думаешь, два по геометрии, три по физике? Вон у человека: сумасшедший дом – тюрьма – армия. Клистир – пинок – трибунал. А он глаза свои вытаращит, и…
Тоже так хочу.
Особенный отклик в моей душе находила гастрономическая составляющая романа. Да чего там, просто с ума сводила.
Сидишь, бывало, в восьмом классе дома за столом; у мамы – волейбольная секция: значит, только-только в восемь вечера она из школы выйдет. Это по-хорошему. А по-плохому…
Да-а-а… Уроки не выучены, конечно, зато старина Швейк под рукой. И он у нас сегодня… Ага, в пивнице на Малой Стране.
А там – какой-нибудь густой гуляш, благоухающий паприкой, и клёцки, политые растопленным салом с жареным лучком.
Разозлился – захлопнул – открыл: а там уже спор о преимуществах гусиных шкварок над свиными… Жаркий спор, с мордобоем.
Особенно не давали покоя кнедлики. Что за кнедлики такие? Нежные, сытные, прямо тают во рту. А ещё их макают в густой коричневый соус, мясной. Прямо подбирают ими этот соус с тарелки. Прямо напитывают кнедлик этим удивительным соусом – и в рот…
Рот наполнялся слюной, хотелось завыть.
Холодильник можно было и не открывать, наизусть знаешь его содержимое: кастрюля с кипячёным молоком, яйца, банка кабачковой икры. Можно бы, конечно, и картошки нажарить…
Но хотелось кнедликов.
А теперь представьте картину: я за кухонным столом. С одной стороны у меня – глубокая тарелка, полная кабачковой икры; роман Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» – с другой. В правой
