Сильвия - Майтрейи Карнур
Однажды после обеда Сильвия прочитала Бхаубаабу отрывок из записанного в предыдущий день:
– Сложно передать, что я чувствовал. Когда я смотрел на баобаб с высоты моих трех футов или около того, мне казалось, что он заслоняет все небо. Его верхние ветви были словно крышей мира. Мои родители, брат и я часто ездили к баобабу, растущему недалеко от Дар-эс-Салама, на нашей развалюхе. Я ничего не помню об этих поездках, кроме того, что я стоял и смотрел на это величавое дерево и на небо, будто расцарапанное его когтистыми ветвями. Его листва никогда полностью не закрывала небо и контрастировала с его светлой голубизной. Дерево впервые позволило мне найти что-то осязаемое в этой пустоте. Отец утверждал, что дереву больше тысячи лет. Не уверен, узнал ли я об этом, когда впервые увидел баобаб, или позже, в последующие годы, во время наших регулярных поездок. Это размылось в моей памяти.
Тысячелетний возраст дерева и его высота до небес слились в бесконечность, которая вызывала у меня благоговейный трепет. Я перестал различать время и пространство. Значение дерева было для меня настолько огромным, что выходило за пределы моего воображения. Оно казалось единственным, что было постоянным… в моей жизни. Мы регулярно навещали дерево. Кажется, из нашего дома в закрытом гоанском квартале города виднелась его верхушка. Но не уверен. Возможно, это то, что я вбил себе в голову. Издалека дерево не казалось таким внушительным, как если смотреть на него, стоя у ствола, но это не убавляло его значимости для меня. Я смотрел на него, когда ссорились родители, когда получал плохие оценки, когда терпел издевательства со стороны сверстников, жестокость брата, – баобаб всегда оставался на своем месте: непоколебимый, постоянный, вселяющий надежду.
– Убери про жестокость моего брата.
– Почему? Стоит говорить правду.
– Я не хочу рассказывать всю правду целиком. Просто опусти эту часть.
– Хорошо, – неохотно согласилась она. – А как насчет остального?
– Пойдет. Хотя, может, получится слишком романтично. А еще ты делаешь из меня язычника, поклоняющегося дереву, – с улыбкой произнес он.
– Возможно, ты такой и есть.
– Мы все такие, – к разговору присоединился Лакшми. Занятые текстом, они не заметили, как он подошел к баобабу.
– А ты на самом деле кафир, – резко ответил Бхаубааб.
– Эй! Кто еще? Что это вообще значит?
– Кафир – это человек, который не верит. Язычник, с другой стороны, человек глубоко верующий. У него столько веры, что ее не уместить в одного бога. Поэтому у него их много. Язычник находит бога во всей природе, в любом проявлении жизни. Он уважает змею так же сильно, как и боится ее. И не позволяет ей укусить себя.
Было сложно понять, шутит ли Бхаубааб. Но Лакшми это задело. Он было собирался развернуться и уйти, как Сильвия попыталась сгладить ситуацию:
– Лакшми, погоди! Не забывай, что у кафиров самая вкусная еда…
– Да ладно!
– Я серьезно. – Она подбежала к нему и обняла за плечи. – А ты знал, что кафреаль[15] придумали кафиры?
– Ты все сочиняешь.
– Вовсе нет. Блюдо пришло откуда-то из Африки… Из Анголы? – последний вопрос предназначался Бхаубаабу.
– Мозамбика, – исправил он.
– Точно. Этот африканский рецепт португальцы привезли в Гоа, переводится как «еда кафиров». Когда-то слово «кафир» использовалось как уничижительное, но именно благодаря этому оно вошло в обиход. Это блюдо африканско-гоанское, совсем как Бхаубааб. – И она рассмеялась.
Бхаубааб уже начал сожалеть о своем резком замечании и хотел помириться с Лакшми.
– Почему бы нам не приготовить кафреаль сегодня на ужин? Лакшми, останешься? Пожалуйста? – предложил Бхаубааб.
Они готовили вместе. Лакшми рубил свежий кориандр, пока Сильвия резала куриное филе кубиками, как для карри. Сильвия заметила, что Лакшми старается не обращать внимания на отсутствующий большой палец и работать без него как можно быстрее. Бхаубааб готовился измельчить масалу – положил в блендер кориандр, корицу, зеленый чили, лавровый лист, гвоздику, тмин, имбирь, чеснок и щепотку куркумы, но неожиданно осознал, что у него закончился кокосовый уксус.
– Может, заменим его лимонным соком? – спросил он.
– Нет, все должно быть так, как в рецепте, – сказала Сильвия.
Лакшми предложил принести немного из своего дома. Через несколько минут он вернулся со стаканом уксуса и бутылкой дорогого виски. Его брат, работающий в казино, приехал навестить родителей и привез эту бутылку, которая досталась ему от богатого клиента. Он отдал ее Лакшми, который вежливо попросил об этом.
Вечер получился шумным: они пили односолодовый виски, постоянно наполняя бокалы, и закусывали жареным картофелем и кафреалем. Сильвия, повеселевшая от алкоголя, сидела в кресле, подтянув одну ногу к подбородку, и о чем-то размышляла.
– Я только что поняла, насколько необычна вся эта череда событий. Перед тем как приехать в Гоа, я была в Центральной Карнатаке и писала о тысячевосьмисотлетних баобабах. Потом мне совершенно случайно попалась заметка о Тио Кадже в газете – причем в номере недельной давности. И где же я нашла своего дядю? Под другим баобабом!
Лакшми был поражен услышанным, а Бхаубааб понимающе кивнул.
– Я не удивлен, – тихо сказал он. – Это дерево обладает непостижимой нашему уму силой.
Но Сильвия все еще была поглощена своим открытием.
– Как это возможно? В стране лишь несколько таких деревьев, и их можно пересчитать по пальцам одной руки, – сказала она.
– Всего четыре? – переспросил Лакшми, дурашливо помахав рукой без большого пальца.
Это вывело их из серьезных размышлений, и все разразились хохотом. Затем они снова наполнили бокалы виски и вскоре уже пели во всю глотку. В какой-то момент Бхаубааб обнял Сильвию и Лакшми за плечи и поцеловал обоих в щеки.
– Как же это замечательно. Мы семья. Мы дома. Я отец, это моя дочь, а этот парень – частичка моего сердца! – воскликнул он. Двое молодых людей неловко улыбнулись друг другу. Бхаубааб, не обратив внимания на их смущение, опрокинул в себя еще один бокал виски. – Кажется, я слишком много выпил. Лучше прилягу. Вы двое продолжайте веселиться… продолжайте… Талли-хо! [16] И все такое… Спокойной ночи!
Пошатываясь, он отправился в свою комнату. Сильвия и Лакшми сидели за столом друг напротив друга, обмениваясь пьяными взглядами. Она отставила свой бокал в сторону, протянула руку и медленно обвела контур его лица указательным пальцем.
