Георгий Балл - Торопун-Карапун и тайны моего детства
И вот однажды в детскую колонию прислали какавеллу.
Вы, наверное, не знаете, что это такое?
И мы не знали, что это такое, и мы по очереди бегали в кухню. А там в большой чан, вмазанный в плиту, сыпали, сыпали из мешка хрупкие, мягкие коричневые скорлупки, и они кипели в котле, и воздух делался тяжелым от запаха какао. В этот день нам выдали по куску сахара, и каждый бросил этот кусок в лиловато-коричневый напиток, и мы пили что-то очень похожее на какао. На домашнее, довоенное какао. В этот вечер мы вышли из столовой шумные, будто опьянели. Шагая по занесенной снегом тропе, не мерзли. Мы толкались, играли в снежки; с криком и смехом мы бросились к столу в раздевалке, где обычно почтальон оставлял письма. Мне письма не было. Мне давно не было писем. А Витя получил. Получил и перестал смеяться. И дал прочитать мне. Оно так и впечаталось в мою память, - очень коротенькое письмо, написанное нетвердым, мальчишечьим почерком.
"Витя, твой отец, а мой боевой командир, ранен в бою, и я тоже ранен, и мы лежим в одном госпитале. Напиши скорее письмо. Остаюсь - юнга Шура, сын флота".
Витя глядел на письмо, будто оно было длинным и он никак не мог дочитать его до конца. От Шуры это было уже не первое письмо. В одном из них он даже прислал свою фотокарточку.
Витя долго смотрел на письмо, и я понял, что он придумывал что-то. Что-то очень важное.
Он подошел к своей кровати, над которой висела фотокарточка юнги Шуры. Снял карточку со стены и положил в карман куртки.
- Ты что? - забеспокоился я. - Зачем ты?!
- Какавелла, какавелла... - говорил Витя с досадой. - Набухались этой какавеллой!
- Ну и что? Вкусно же!
- Они там, на фронте, воюют, - не слушая меня, говорил Витя, - и пушки стреляют, и фашистские корабли в воздух летят-взрываются... Я не могу больше! Бежим, а? Бежим на фронт!
- Опять поймают и в колонию отправят!
- Это мы глупые были. А теперь у нас вот это письмо будет и фотография - как пропуск. Понимаешь? Как пропуск. К отцу, мол, едем. И к Шурику.
- Я с тобой! - закричал я. - Ведь мы же поклялись как братья!
- Тогда вот что, - сказал Витя тихо и решительно. - Тогда начнем собирать на дорогу: от каждой еды - хоть по корочке...
В ШОКОЛАДНОМ ГОРОДКЕ (продолжение)
Третий день. Шоколадный городок украшается. Через несколько дней состоится парад и праздник в честь Шоколадного Солнца.
Здесь все очень полюбили Торопуна-Карапуна: ведь он мальчик, а победил всю армию Бим-Борин-Бима. Когда он выходит на улицу, из всех домов ему выносят в красивых песочных вазах орешки в сахаре, миндаль, облитый шоколадом, яблоки, но не настоящие, а из марципана.
Четвертый день. Сегодня меня разбудили крики торговца. Я выглянул в окно: шоколадный человек шел по улице, поднимая над головой огромную конфету. Он кричал:
- Покупайте новую конфету "Торопун-Карапун"! Покупайте новую конфету! Внутри "Торопуна-Карапуна" орешки, облитые джемом из красной и белой смородины! Эта конфета так и тает во рту! Покупайте "Торопуна-Карапуна"!
Пятый день. Когда я проснулся, под потолком неслышно кружился ветер из сахарной пудры. И все время играла тихая музыка: тра-ля-ля! тра-ля-ля-ля!
О-о! Что сегодня мне съесть? Может быть, люстру с потолка? Мысли у меня были тягучими, как малиновое варенье. А что, если попробовать съесть окно? Ведь оно сделано из конфеток-леденцов. Нет, лучше я три раза лизну стенку, потом встану на стул и попробую выковырнуть цукаты из верхнего бордюра.
Я поднялся. Но стенку не стал лизать. Подумаешь, стенка. Я поставил стул, залез... и чуть не упал. Кто-то уже отъел кусочек ножки у стула. Кто? Конечно, Цыпленок. Мало ему мебели в гостиной. Безобразие!
Надо ему сказать, чтоб он не трогал здесь мебель. Все стулья в комнате были чуть-чуть надкусаны. Ел бы уж все до конца. Тогда бы хоть заменили новыми.
Я расстроился. Я рассердился и от раздражения вцепился в свою кровать. Она была из прекрасного пирожного буше. Когда-то в детстве я его очень любил. А теперь я жевал кровать без всякого удовольствия. Хотя, правда, немного успокоился.
Вдруг шоколадная дверь в мою комнату быстро распахнулась. Вошел человечек в золотистой шляпе с фруктами.
- Как вы спали? - спросил он шоколадным голосом. - Мягка ли была зефирная подушечка?..
Он каждый день говорит это, и я просто не знаю, что ему отвечать.
Шестой день. Сегодня Управляющий в золотистой шляпе после обычного приветствия попросил ТоропунаКарапуна подняться на четвертый этаж.
- О милый мальчик! - шоколадно запел Управляющий. - Там ждут тебя самые сладкие пирожные и конфеты, какие только есть в нашем городке!
- Но мне и здесь хватает сладостей, - смутился наш капитан.
- О, разве можно сравнить! - еще нежнее заговорил человечек в золотистой шляпе.
- Но я тут не один, - возразил Торопун-Карапун.
- Твои друзья будут навещать тебя!
Тут Управляющий хлопнул в ладоши, и на этот звук в комнату вбежали шоколадные человечки. Они окружили Торопуна-Карапуна и стали его нежно подталкивать к дверям.
- Я не хочу. Не сердитесь, но я не хочу... - просил он.
- Кушать, кушать, кушать, - тихонечко шептали человечки, уводя его по лестнице.
Торопун-Карапун был вежливый мальчик, он не решался грубо говорить с такими добрыми и ласковыми людьми. А те все кружились около него, уводили вверх по лестнице и напевали:
Что вкусней всего на свете?
Шоколад, шоколад.
Ешьте, взрослые и дети,
Шоколад, шоколад.
Шоколадно Солнце светит!
Шоколад! Всякий рад!
Вам заменит все на свете
Шоколад, шоколад!
Седьмой день. Праздник в честь Шоколадного Солнца состоится завтра.
Ложка целый день спит. А Цыпленок целый день ест. Он съел оба наших телевизора, и теперь по вечерам нам нечего смотреть.
Мы собрались у Торопуна-Карапуна на четвертом этаже. И как только мы расселись на шоколадных стульях, Торопун-Карапун сказал:
- Друзья, нас не хотят отпускать отсюда.
- Как?! - воскликнула Ложка. - Оставить на веки вечные?
- Да. Ко мне приходил Управляющий и уговаривал остаться. Чего он только не обещал! Слова его были сладкошоколадные, и он рассыпался передо мной сахарным горошком. Он упрашивал, называл "милым мальчиком", говорил: "Все дети любят сладкое".
- А ты, Торопун-Карапун, что ответил? - спросил я.
- Мы конечно, любим сладкое. Но нам надо идти дальше.
- Точно! - гаркнул Солдатик.
- Ну, а Управляющий? - спросила Ложка.
- Он говорил, что я мог бы защищать Шоколадный городок. Но я отказался. Ведь никто на них не нападает. Тогда Управляющий крикнул: "Клянусь тысячами цукатиков, вы никуда не уйдете отсюда, если побываете на празднике! На празднике вас ждет сюрприз".
- Ой, я очень хочу сюрприз! - пискнул Цыпленок. - Ура!
- Нет, не "ура", - твердо сказал Торопун-Карапун. - Какие бы сладости нам еще ни предлагали, а мы пойдем дальше, дальше по карте.
ПО ТЕМНОЙ ЛЕСТНИЦЕ. Я ВСПОМИНАЮ КУЗНЕЧИКА
Восьмой день. Раннее утро. Звучит музыка. Толпы шоколадных человечков устремляются на дворцовую площадь.
Шоколадная дверь моей комнаты с шумом распахивается, и на пороге появляется Управляющий в золотистой шляпе с фруктами.
Управляющий отвешивает низкий поклон:
- Доброе утро! Как спали-почевали - на бочку или на спинке? Мягка ли была зефирная подушечка? Не давило ли кремовое одеяльце?
- Нет, - пробормотал я.
Он поклонился еще ниже:
- Разрешите поздравить вас с нашим общим праздником в честь Шоколадного Солнца.
- Я вас тоже поздравляю, - сказал я.
- Идите за мной, - кивнул он. - Я проведу вас самым коротким путем.
Мы вышли в коридор. Там уже стояли Цыпленок, Ложка и Солдатик. Слева неожиданно раздвинулась стенка, открылся темный проход, и мы стали подниматься по лестнице. Мы шли гуськом - впереди Управляющий, за ним я. Цыпленок, Солдатик и Ложка. Управляющий поднимался быстро, и мы еле поспевали за ним. Трудно было дышать. Пахло испорченными пирожными и прокисшим вареньем. Я задыхался, кружилась голова.
И вдруг я вспомнил. Когда я был маленьким и жил в детской колонии, ко мне пришел Кузнечик. Как раз в тот день мы с Витей назначили срок побега: через три дня в среду.
У нас уже было собрано немного хлеба, и еще Витя решил продать свою куртку из верблюжьей шерсти. Она была хоть и старенькая, но теплая. И мы отправились на ташинский рынок.
Мы уверенно вошли в ворога и остановились, удивленные: воскресный рынок был почти пуст. Возле стоек, занесенных снегом, кое-где маячили бабы, закрученные в платки. Одна продавала варенец в стаканах. И поверх каждой порции - желто-коричневая пенка. Витя замедлил шаг, достал курточку.
- Меняешь? - тотчас спросила женщина.
- Да.
Женщина сняла варежку, пощупала шерсть:
- Старая. Ну, берите по стакану, кушайте.
- Мы на хлеб меняем, - сказал Витя.
- Тю-у-у! Где ж его взять? - едва разжимая замерзшие губы, ответила женщина.
И мы пошли дальше. Мы долго бродили по рынку - мы ждали, когда принесут продавать хлеб, - до самой темноты ждали. Я замерз. Сырой февральский ветер забрался под мое старенькое пальто и не уходил оттуда до самого дома.
