Георгий Балл - Торопун-Карапун и тайны моего детства
- Это Вали Шевчука? - негромко спросил ТоропунКарапун.
- Да.
Пряжка со звездой. Его.
Письма. Целая пачка писем, завернутых в газету того времени.
Альбом для рисования.
Мы открыли. И сразу увидели коней. Они вольно мчались среди травы, и гривы их развевались.
Я листал страницы альбома, и прежнее возвращалось ко мне.
- Видишь - колодец. Здесь мы брали воду.
- В Ташине? - спросил Торопун-Карапун.
- Да. А это городок. С пригорка. Там - вон, вон - наша школа. А это овраг. Он весной весь желтый был и пушистый - ива цвела. Здесь мы находили гильзы, потому что за оврагом были стрельбища. Солдаты выучивались и уходили на фронт. А гильзы подбирали мы, мальчишки.
Иногда мы находили патроны, бросали их в печку... Ну да, я тебе уже про это рассказывал. А это забор, здесь лошадь привязывали. А за забором начинался рынок... А вот, смотри, рисунки пошли цветные. Это отец прислал Вале краски.
- Танк, - сказал Торопун-Карапун. - Почему он весь перечеркнут?
- Отец Вали Шевчука не вернулся с войны. Не вернулся и мой отец.
Мы закрыли альбом. Сидели, ничего не говорили.
Потом Торопун-Карапун спросил:
- А Витя? Что стало с вашим другом Витей?
ПОСЛЕДНИЕ ПИСЬМА
"Дорогой Витька!
Это что же ты молчишь, заставляешь отца беспокоиться? Я вышел из госпиталя. Воюю теперь на другом море. Дела здесь у нас горячие. Недавно высаживали десант и получилось так: катер к берегу никак не мог подойти - ведь причала не было. Солдат высаживать в воду нельзя - автоматные диски намокнут.
И тогда вызвались наши матросы. Двадцать самых рослых матросов спрыгнули в воду и встали по двое в ряд - устроили живой мост. А по спинам матросов стали высаживаться солдаты.
Ночь была как день от трассирующих пуль, от осветительных ракет - мы их называем люстрами: белые, они долго висели в воздухе. С грохотом рвались снаряды, поднимая фонтаны воды у самой береговой кромки. Противник вел непрерывный огонь. И с кораблей, которые прикрывали десант, через головы матросов летели сотни снарядов. Качались вода, земля и небо, а живой человеческий мост стоял.
Вот какие у нас дела, сынок!"
- А Витя? - спросил Торопун-Карапун. - Есть письмо от Вита?
- Да, вот Витино письмо!
"Ребята! Я теперь в морской пехоте. Я тоже сын флота, как Шурик... У меня есть свой бушлат, мне выдали бескозырку с лентой! Нас, моряков, фашисты боятся и называют "черной смертью". А еще нас называют "черная туча". А перед боем наши моряки чистят пуговицы. И я тоже надраиваю бляху зубным порошком, а потом суконочкой. Может, меня еще возьмут и на корабль!"
- Значит, он все-таки попал на флот! - закричал Торопун-Карапун.
- Конечно, попал, - ответил я. - Мы писали ему письма, завидовали. А больше всех я. Я лежал в больнице. Долго пролежал, и последнее письмо мне принесли в больницу. Вот оно. Его прислала к нам в детскую колонию военная переводчица.
"Дорогие ребята детской колонии!
Ваш товарищ Витя Аржанов совершил подвиг он своим телом пытался закрыть пробоину в подводной лодке - в этом отсеке подводной лодки остальные моряки были убиты.
Я сама отвозила его в госпиталь. Он все просил: не потеряйте мою тельняшку и пояс не потеряйте с бляхой. Витя очень гордился, что стал моряком. Я не могла оставаться с ним до конца. Но врач сказал, что он безнадежен.
Мы все любили Витю. Моряки всегда отдавали ему свой шоколад, все сладкое.
Никогда мы его не забудем. И песню его помним - про городок. Он очень хорошо пел".
- Да, - сказал я, - он очень любил песни. Лучше всего у него с Валей Шевчуком получалось. Но Валю увезли из колонии. Я же петь не умел, я только подпевал Вите:
Помню городок провинциальный,
Тихий, захолустный и печальный.
Церковь и базар,
Городской бульвар...
И вдруг Торопун-Карапун закричал:
- Смотрите, еще письмо! От Вити!
- Не может этого быть.
- Нет, может! - закричал Торопун-Карапун. - Может!
- Но я знаю все, что было спрятано в нашем тайнике.
- А это знаете? - Торопун-Карапун показал желтый листок и прочитал: "Ура, ребята! Я выжил! Я опять в морской пехоте! Днем и ночью мы двигаемся вперед. Вчера стреляли "катюши". Части наши перешагнули через хребет, а фашистов по ту сторону гор уже не было. Ну и драпали же они!
Мы идем по шоссе. А шоссе такое длинное и очень ровное, и всюду горят костры.
В городе мы заходили в дома, а там на столах еще теплый кофе в кувшинах.
Армия и флот соединились в городе. Моряки и солдаты целовали друг друга. По улицам идут танки. В дельте стоят баржи, в них почему-то - вот смехота! - гуси и куры. В полях бродят лошади без людей. И много жеребят. Мы идем дальше. И уже победа совсем близко, совсем близко. Ребята, скоро победа!"
Я держал письмо, всматривался в знакомый и такой далекий почерк. Далекий, как глаза у моего друга детства Вига. Кто получил, кто сохранил это письмо и положил в наш тайник? Может, кто из ребят детской колонии нашел наш тайник? Догадался, понял и положил письмо Вите. Спасибо этому неизвестному парню!
Многое, многое годы я жил без Витьки, я думал, что его нет. А он жив! Жив мой друг! Много сказочного бывает в жизни.
- Спасибо тебе, Торопун-Карапун, - сказал я.
- За что? - удивился он.
- За наше путешествие. За то, что ты оказался хорошим капитаном и смело прошел весь путь. За то, что голова твоя не кружилась, когда тебя хвалили. За то, что ты был и большим и маленьким, что любил смеяться и не огорчался, когда было трудно. И потому я оставляю тебе мою самую главную тайну.
- Я сохраню все, - сказал Торопун-Карапун. - И пусть наша тайна хранится сто - нет, тысячу лет.
- На вечные времена! - сказал я.
- На вечные времена, - отозвался он.
Я протянул Торопуну-Карапуну волшебное кольцо.
- Видишь, на нем желтая змейка. Такую же змейку, только обвившуюся вокруг чаши, носил на своей военной гимнастерке мой отец.
- Ваш отец был военный доктор?
- Да. Оставляю тебе кольцо с желтой змейкой. И когда ты, Торопун-Карапун, вырастешь, станешь дяденькой и, может быть, тебе тоже захочется побывать в своем детстве, тогда - ты же знаешь, - стоит только наполовину повернуть волшебное кольцо...
- Спасибо! - тихо сказал Торопун-Карапун.
Мне было грустно и все-таки светло, будто горел маленький зеленый огонек. И я вспомнил слова Кузнечика: "Все, что вы, люди, теряете и оставляете на земле, когда вырастаете, не пропадает, а просто зарастает травой и цветами. Травой и цветами".
ЗДРАВСТВУЙ, ЧУЧА!
Я посмотрел на часы. Мне давно уже было пора возвращаться в город.
- Карту я возьму с собой, - сказал я Торопуну-Карапуну.
Мы попрощались.
Я вышел на улицу - на знакомую мне Вторую Перезвонную. Была весна. Время, когда, если верить сказкам, выходят из земли клады. Я шел вдоль деревянного забора. Тени деревьев пересекали мне дорогу.
- Здравствуйте! - услышал я.
Передо мной стояла рыженькая девочка-зверек.
- Здравствуй, Чуча!
- Почему вы так смешно сказали - "Чуча"? - И она засмеялась: - Чуча! Чуча!
- Чуча, я вернулся из сказки, из большого сказочного путешествия. А ты все живешь на деревьях?
- Конечно! - засмеялась девочка. - Я знаю, вы были во-о-он там! В доме номер пять, где живет Торопун-Карапун.
Я опять посмотрел на этот обычный с виду дом - одноэтажный, с желтыми бревенчатыми стенами, светлозеленой крышей. Крылечко в семь ступенек, гладкие перила... А когда обернулся, девочки-зверька уже не было.
И я не удивился.
Вдали прогудела электричка. Впереди была станция и дорога в город.
