Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
Последний поклон, и только его и видели. Тяжелые бархатные портьеры на мгновение колыхнулись и снова замерли.
Поезд набирал скорось, мчась через пригороды Парижа. Вдали уже можно было различить знакомый силуэт Эйфелевой башни. Подперев щеку рукой, Анри смотрел, как за окном мелькают телеграфные столбы. Поначалу он принялся было считать их, чтобы хоть чем-то занять мысли, но быстро сбился со счета. Еще всего каких-нибудь полчаса – и он в Париже! У него будет достаточно времени, чтобы съездить домой и умыться перед тем, как отправиться на Вандомскую площадь.
Внезапно, без всякого предупреждения, ему в голову пришла мысль, потрясение от которой было столь велико, что какое-то время он просто ошалело смотрел на свое отражение в окне. Дурак, ну какой же он был дурак! И как это сразу не додумался? Ну конечно же, вот он, выход из положения! И сделать это нужно было еще в тот день в Аркашоне, вместо того чтобы оскорблять ее, предлагая деньги! Ему следовало бы сделать ей предложение! Он же был так одержим страхом потерять ее, что ему даже не пришло в голову, что женитьба и была наиболее верным способом остаться с ней навсегда… Возможно, именно этого она от него и ждала, потому и выглядела такой обиженной, когда он заговорил о деньгах. Она была права, тысячу раз права. Деньги лишь разрушили бы их отношения. И не деньги ей нужно было предлагать, а свое имя! Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы еще не было слишком поздно!
Он исправит все сегодня же вечером, в ее маленькой комнатке. «Мириам, – скажет он, – пожалуйста, подойди, сядь рядом со мной». Какое-то время они будут молча смотреть на огонь, держась за руки. А затем он торжественно и нежно произнесет: «Мириам…» Как замечательно ей подойдет это славное, старинное имя! Мириам, графиня де Тулуз-Лотрек… Она по праву займет свое место среди принцесс с экзотическими именами, в свое время выходивших замуж за других представителей древнего рода Тулуз-Лотреков. Сибилла, принцесса Кипрская… Ришильда, принцесса Прованская… Эльвира, принцесса Кастильская…
На подъезде к станции поезд отчаянно лязгал и громыхал на стыках и в конце концов остановился. Анри же уже пробирался к выходу, локтями прокладывая себе дорогу сквозь толпу. На полпути к заветной двери он вспомнил, что оставил в купе саквояж, но возвращаться не стал.
– Дом двадцать один, улица Коленкур! – крикнул он кучеру. – И пять франков на чай, если поторопишься.
Было приятно снова оказаться дома. Усатые жандармы, женщины, расхаживающие по тротуарам, продавцы цветов, полосатые навесы кафе… Его афиши к роману о казненном сутенере-убийце были развешаны по всему городу, но он был слишком погружен в свои мысли, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
– Жди здесь, – распорядился он, когда фиакр остановился перед домом. – Я вернусь через пять минут.
Мадам Лубэ не оказалось дома, и ее отсутствие в некотором смысле омрачило его радость. И вопреки его ожиданиям, в студии ее тоже не оказалось. А было бы очень приятно ее увидеть. Комната тонула в полумраке, плита стояла потухшей. Закат заливал багрянцем небо за огромным окном.
Анри умылся, переоделся и уже собирался уходить, когда на лестнице раздались тяжелые шаги мадам Лубэ.
Дверь открылась.
– Ох уж эти ступеньки! – выдохнула она. – Год от года становятся все круче. Извините, что разминулась с вами, месье Тулуз. Я в церкви была…
– Мадам Лубэ, что случилось? – строго спросил Анри.
Что-то произошло. Это было видно по ее лицу. Он словно прирос к полу, чувствуя, как его начинает бить дрожь. Точно так же дрожала и Мари в тот день…
– Что случилось? – повторил он.
Впервые за все время она взглянула на него. В ее сухих, широко распахнутых глаза он прочитал смертельную жалость.
– Вам лучше сесть, месье Тулуз.
То же самое он тогда сказал и Мари… Анри не мог вымолвить ни слова и лишь рассеянно смотрел, как она достает какой-то конверт из кармана передника. Дрожь во всем теле стала такой сильной, что у него застучали зубы. Наверное, то же самое испытывает человек, находящийся при смерти…
– Мадемуазель принесла это в тот же день, когда вы уехали…
Анри вскрыл конверт и поднес письмо совсем близко к глазам.
«Я уезжаю сегодня вечером с месье Дюпре. Так будет лучше, дорогой…»
Занавес опускается
Глава 20
– Абсенту! Виктор, принеси мне еще абсенту! И побыстрее!
– Извини, Додо, – сказал Виктор, обращаясь к бармену у стойки. – Но сам знаешь, каково с этими пьяницами…
Затем он повернулся в сторону столика, за которым сидел Анри, и громко проговорил:
– Послушайте, месье Тулуз, а вам не кажется, что на сегодня уже достаточно?
– Ты, неотесанная деревенщина, принеси мне еще абсенту, или я разнесу весь этот…
Его гневный рев закончился неразборчивым бормотанием. Голова поникла, склоняясь к плечу, и в следующий момент с глухим грохотом со всего маху ударилась о мраморную столешницу.
– Послушай, а вдруг он убился? – с беспокойством предположил Додо.
– Не-а, пьяницам это не грозит. Особенно вот этому. Нормальный человек на его месте уже давно разбился бы насмерть, а этому ничего. – Он бросил взгляд через плечо на бесчувственное тело Анри. – Глянь! Он уже спит.
Вздохнув, Додо пожал плечами и продолжил перетирать стаканы.
– Вот уже целый год твержу ему, чтобы он присмотрел себе другое местечко. Так нет же, он упорно возвращается сюда. У него, видите ли, какие-то там неприятности. А у кого в наше время их нет-то, а? Когда он вот так спит, это еще полбеды, но когда просыпается! Иногда лезет драться. Да ты только погляди на него. Его же соплей перешибешь. А все туда же. Иногда он раз за разом перечитывает какое-то письмо и плачет, как ребенок. Уж небось давно выучил наизусть, так нет, упорно продолжает его читать.
– Наверное, от какой-нибудь девицы, – предположил Додо, снимая с головы помятую шляпу, чтобы почесать затылок. – Из-за этих девиц у мужиков вечно случаются неприятности.
– А то! – согласился Виктор. – А иногда он поет. И это хуже всего. Ты даже вообразить себе не можешь, что такой маленький человечек может петь таким голосом, что его слышно на другом конце улицы. А что я могу поделать? Ничего! А почему? Да потому, что он приятель Пату. Ну, ты знаешь его. А Пату сказал мне то
