Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
Но его радость была омрачена отсутствием новостей от Мириам. Он был разочарован с самого начала, когда, приехав, не обнаружил телеграммы от нее, однако сумел убедить себя, что, будучи разумной девушкой, она посылала телеграммы, лишь когда ей требовалось сообщить что-либо срочное. Очевидно, ей было просто нечего ему сообщить… Прошло два дня, а письма так и не было, и тогда его нетерпение постепенно переросло в отчаяние. Почему, ну почему она не пишет? Почему не поблагодарила за цветы, которые он распорядился доставить ей сразу после его отъезда? Может быть, она слишком занята, чтобы писать письма? Или же заболела?
Его беспокойство было сродни наваждению. Во время интервью репортерам приходилось по нескольку раз повторять свои вопросы и довольствоваться рассеянными, зачастую невразумительными ответами. Длинные торжественные речи, произносимые после обеда в клубе «Челси», сливались в его сознании в монотонное гудение. Ну почему, почему же она не писала?
В какой-то момент явное смятение Марчанда, шокированного крайней реалистичностью его работ, затеплило в душе Анри слабую надежду на скорое избавление.
– Вы совершенно правы, – воодушевленно затараторил он. – Они слишком откровенны, слишком брутальны. Это попросту не вписывается в интерьер такого места, как это, и наверняка вызовет шквал неблагоприятных отзывов в прессе. К тому же сомневаюсь, что вам удастся продать хоть одну из них. Так, может, просто откажемся от этой затеи, а? Я с радостью возмещу вам все понесенные затраты.
Но директор галереи решительно покачал головой:
– Слишком поздно, месье. Его королевское высочество уже в пути. Критики тоже. Все приглашения разосланы. Уже слишком поздно! Так что все, что мы с вами можем сделать, так это, как говорится, сохранять хорошую мину при плохой игре и делать свое дело.
В день открытия выставки нервы Анри были на пределе. Еще две телеграммы, адресованные Мириам, остались без ответа, как и телеграмма Морису. На этот раз никаких сомнений быть не могло. Произошло что-то ужасное. И зачем он вообще приехал в эту чертову страну? Зачем нужно было уезжать из Парижа? Всю предыдущую ночь он провел в одиночестве в своем номере, пил виски, изводя себя бесконечными вопросами, а воображение рисовало такие картины, от которых волосы вставали дыбом или хотелось закрыть лицо руками и заплакать навзрыд. Мириам, демонстрирующая декольтированные платья для какого-нибудь похотливого прохвоста; Мириам за обедом в обществе какого-нибудь красивого и богатого поклонника; Мириам, сраженная тяжелым недугом, прикованная к постели, совсем одна в своей маленькой комнатке, не в состоянии послать ему весточку о себе; Мириам, жертва несчастного случая, лежащая на носилках, доставленная в больницу, умирающая в палате…
Прибыв в тот день в галерею, Анри просто-таки сходил с ума от беспокойства, пребывал в горячечном состоянии. Он не замечал ни цветов в огромных корзинах, ни клерков в визитках. Тяжело опираясь на трость, вошел в выставочный зал. Комната была пуста, в спертом воздухе витал приторный аромат гладиолусов. Здесь царило редкостное спокойствие, казавшееся необычным на фоне невыносимого ожидания, нависшего над галереей.
Да, что-то было не так, и ему следовало остаться в Париже… Анри тяжело опустился на диванчик, обитый зеленым плюшем. Что ж, завтра он узнает, в чем дело. В шесть часов вечера отходил поезд на Дувр. У него будет достаточно времени, чтобы примчаться в отель, снять эту идиотскую визитку и немедленно отправиться на вокзал. И завтра он уже будет в Париже… И уже больше никогда, никогда не допустит, что ему снова пришлось проходить через такое мучение! Если на следующий год он отправится в Нью-Йорк, то Мириам тоже поедет с ним. И никогда, никогда он больше не оставит ее одну!.. Почему она не написала? Это было не похоже на нее – на девушку, которой пришлось приложить немало усилий, чтобы разыскать то редкое издание «Антологии японской гравюры» к дню его рождения… И как печальна она была в те последние минуты перед отходом поезда! Печальна и мила! Господи, ну как же здесь душно…
Он страдальчески закатил глаза, чувствуя, как слипаются веки после бессонной ночи, и провел пальцем под тугим воротничком. Совсем нечем дышать, никакой вентиляции… В этих проклятых галереях всегда слишком натоплено, даже у Мориса… Заметив, что все еще сидит, не сняв циллиндра, Анри быстро снял его и, перевернув, осторожно поставил на ковер. Затем взглянул на часы. Еще почти целый час ожидания! Что ж, завтра он тоже будет ждать, но тогда это будет счастливое ожидание на их привычном месте.
Мириам!
Представляя себе образ Мириам, появляющейся из дверей служебного входа дома Пакен и бросающейся к фиакру, Анри растянулся на диване. Теперь она приветливо махала ему, улыбаясь из окна кареты, и ее лицо лучилось радостью. И еще она говорила, как скучала без него, и никак не могла понять, как вышло, что он не получал ее телеграмм, ее длинных писем… Но теперь это уже не имело никакого значения, ибо, пока он был в Лондоне, она поняла, что любит его – да, она его любит…
То, что началось как размышления, получило продолжение во сне. С улыбкой на устах, скрестив руки на груди, он уснул, находя успокоение в милых его сердцу видениях.
– Месье! Сэр! Нет, это просто возмутительно! Меня предупреждали, что он любит выпить. Не следовало оставлять его без присмотра! Бог ты мой, ох уж эти проклятые французы…
Сначала Анри чувствовал лишь покачивание собственного тела и оглушительный шум в ушах. Затем почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. Приоткрыв глаза, он увидел перед собой размытый образ толпы незнакомых людей и склонившегося над ним Марчанда. Это был совсем другой, непривычный Марчанд, на пылающем гневом лице которого застыла злобная гримаса. Анри с трудом принял сидячее положение и принялся тереть руками глаза.
– Кажется, я заснул, – неуверенно пробормотал он. А затем охнул: – Бог мой, принц!
– Его высочество пришел и ушел! – кипятился Марчанд. – Пришел и ушел, вы слышите?
Анри недоуменно уставился на него:
– Так почему же вы меня не разбудили?
– Почему? Да потому, что его высочество распорядился дать вам поспать.
Лицо Анри помимо воли расплылось в широкой улыбке. Милый все-таки человек этот принц… Очень любезно с его стороны…
Все еще улыбаясь, он разглядывал собравшуюся вокруг толпу и внезапно испуганно охнул.
– Боже, мой поезд! Который час? – твердил он, принимаясь шарить по карманам в поисках часов.
– Пять часов, – сказал кто-то.
– О боже!..
Теперь ему уже было не до сна. Подхватив с пола цилиндр и трость, он вскочил с дивана.
Уже в дверях обернулся и поклонился толпе.
– Мои извинения,
