Музыка войны - Ирина Александровна Лазарева
Она попросила Александра не приезжать за ней в аэропорт и отказалась называть номер рейса, чтобы он не приехал встречать ее без спросу. Вскоре после прилета она сама явилась в офис банка, но не для того, чтобы провести занятие, как в былые годы.
– Катя, вот так неожиданность! Ты сразу ко мне! Как это… романтично.
Александр, пусть и изумленный ее самостоятельностью и напористостью, оказался рад ее появлению, вот только Катерина, казалось, была вся напряжена, все тело ее было натянуто от волнения из-за предстоящего объяснения.
– Ты говорил, что хотел бы снимать только патриотическое правдивое кино, и как-то умолчал, что у тебя вышел фильм с Хамоватой в главной роли, да не просто фильм, а рассказ о выдающейся женщине, враче, спасшем стольких детей. И по счастливому стечению обстоятельств вдруг выясняется, что Хамоватая отжала фонд как раз у этого доктора, а та – так тяжело переживала, что даже умерла вскоре после этого подлейшего преступления артистки.
– Это так. Я участвовал в том проекте. Но это проект старый, замысел родился несколько лет назад, я в него вписался, не подумав, а потом было поздно давать задний ход. Не бери в голову: ну вышел и вышел. Это плохой фильм, и он никого не прославит.
– Он только выставил бедного доктора, положившего всю свою жизнь на благое дело жертвой режима, когда на деле она была жертвой рейдерского захвата, учиненного Чубатым и Хамоватой.
– Значит, ты посмотрела его?
– Как иначе?
– Этот проект был ошибкой, а я… я весь честен перед тобой и готов сознаться в чем угодно. Я не поддерживаю тех людей.
– Зачем… ну зачем отнекиваешься? Ведь я теперь все знаю. Все.
– Да что ты можешь знать? Придумала себе черт знает что, глупышка подозрительная моя.
Казалось, он все еще не верил в решительность намерений Кати – порвать с ним, хуже того, он относился ко всем ее обвинениям как к обвинениям ребенка, оттого был и ласков, и насмешлив одновременно.
– Ведь и ты переводил крупные суммы в этот фонд. А для чего? Выводил средства за границу?
– Я помогал детям.
– Разумеется.
– Хорошо, пусть я что-то и… переводил за рубеж. Так надежнее, ты же знаешь, сейчас все отслеживается, мы все на карандаше.
– Если бы это были честно заработанные деньги, ты бы перевел их просто так. Стало быть, деньги были крадеными.
– Ты допрос мне решила учинить?
– Нет. Просто о тебе все давно написано в сети, как и о Хамоватой, и Кулицкой, и прочих. У тебя были большие штрафы перед государством, почти судимость, и Чубатый погасил твои долги. Чубатый! Погасил! Твои долги! Сумасшедшие цифры, даже не верится, что человек в здравом уме способен оплатить за совершенно чужого человека столь безумные штрафы. Все-таки как это остроумно, рассказать ужасную правду обо всех своих друзьях, но только выставить их своими недругами, тем самым сняв с себя какие-либо подозрения…
Неужели он и теперь не расколется, после всего, что Катерина знала, неужели продолжит упорствовать, уверять ее, что он не лгал ей тогда? Казалось, это было невозможно, но Александр сохранял самообладание настолько натурально, будто он действительно был честен перед ней.
– Я же говорю: ничего не скрываю, весь как на ладони пред тобой. В моей жизни были ошибки и промахи, но теперь я хочу искупления, я хочу все изменить, все. Но это было бы невозможно без тебя, ты луч света, что влечет меня за собой и вызволяет из буржуазного мрака. Для тебя я готов переродиться, перевоплотиться…
Казалось, и камень дрогнул бы перед столь пламенными и возвышенными речами, Александр упивался собственной мольбой, ни на мгновение не сомневаясь, что убедит Катерину, но на удивление она оставалась непоколебима.
– Уже слишком поздно, я приняла решение.
Если прежде голос Кати звучал возмущенно, и вся она была полна, пусть и гнева, но и страсти, то теперь губы ее роняли столь холодные, чужие звуки, будто она собиралась покинуть комнату с омертвевшим телом, а не живым человеком, который испытает чудовищную боль после ее ухода. Отчужденность Катерины взвинтила нервы в Александре, и он вскочил, сделал несколько шагов навстречу к ней. Когда он говорил, то говорил так искренне, так правдиво; столько надрыва, столько переживания было заключено в его порыве, в хриплом голосе, во всем его облике, что Катерина все же на мгновение усомнилась в своих суждениях, замешкалась в дверях.
– Неужели ты и мысли не допускаешь, что совершаешь ошибку?! – Воскликнул он.
– Ах! – Вдруг воскликнула Катя. Ее будто осенило, и она вернулась, сделав несколько шагов обратно в комнату. – Так вот в чем все дело. Теперь я поняла. Немыслимо! Непостижимо!
– Что? Что ты поняла? Все-таки любишь? – Вдохновленный столь стремительным поворотом событий Александр чуть не заключил ее в свои объятия, но Катерина грубо пресекла его поползновения.
– Для тебя это все… игра! Жена хорошо устроилась в Майами, поток средств течет к ней непрерывно, и она закрывает глаза на все твои похождения. Ты беспутствуешь здесь без меры, но с годами тебе такая жизнь, казавшаяся прежде разнообразной, стала претить. И вот ты решил испытать что-то новое, так сказать, острые ощущения, решил представить себя честным человеком, служащим на благо своей страны, заодно связаться с такой невинной дурехой, как я. Ты будто погрузился в свои юные годы, когда в тебе клокотали безудержные страсти, но теперь внутри тебя замерла пустота, и то, что ты показываешь мне так живо, так трепетно – все вздор, это лишь подражание правде, но не истинное лицо ее. Именно поэтому ты все время отталкивал меня, я постоянно чувствовала подвох, ум не знал, за что зацепиться, но сердце, сердце… не обманешь!
– А если… если все же ты совершила ошибку, чудовищную, жестокую, глупейшую в своей жизни… Подумай, от чего ты отказываешься, от какого предложения… быть моей женой. МОЕЙ!
– Я в игры – не играю. – Катерина развернулась и пошла прочь.
Уже в дверях ее настигли его насмешливые оскорбления.
– Какая же ты дрянь! Ничтожество! Могла быть королевой, хоть на несколько месяцев почувствовала бы себя кем-то, а так… всю жизнь проживешь в нищете и безвестности.
Тень изумления пробежалась по лицу Кати, она хотела было что-то ответить, рот ее чуть приоткрылся, но она сдержала порыв, лишь насмешливая улыбка заиграла на ее губах – это было последнее, что он увидел. Она убежала. Да, он своими оскорблениями доказал, что она была права, во всем права, даже в самом непроверенном, в том,
