Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме [Сборник] - Андрей Георгиевич Битов

— меня то есть. Не было страшно, но в голове появилось осознание: не уверен, что выйду отсюда живым или, по крайней мере, на своих ногах. Паша крикнул, чтобы я уходил, потому что иначе нас всех не выпустят, и я побежал вдоль песчаного пляжа — не думая; через минуту остановился, осознал, что это неправильно, и побежал обратно — на помощь. Наши уже быстро шли навстречу — торговцы за ними не увязались. У Олега бутылкой была рассечена бровь, кровь стекала по лицу, Володе разбили голову, но по касательной, остальные отделались синяками, а Максима просто избили пощечинами: он совсем не умел драться, его били, он поднимался, его били снова. К нам присоединился Леша — он проспал все время битвы под скамейкой на пляже. Леша не помнил ничего, но, узнав, что была драка, стал спрашивать: «Как я бился?» Его успокоили, сказали, что здорово, но он не совсем верил и переспрашивал — мы не хотели его огорчать и придумывали подробности. Потом еще выпили, около лагеря я подрался с Ваней, он в групповой драке не участвовал, пришел раньше, нас растащили, он говорил, что зря я полез к шашлычникам, надо было побазарить.

Потом мы сидели у палатки и курили. Я считал себя виноватым, и мне было довольно противно. Болели ребра, сочилась кровь, от ударов шампура останутся шрамы. Олег говорил: «Хорошо, что подрались, теперь будет что вспомнить». А Леша, вообразив себя в родном Ясеневе, твердил: «Сейчас позвоню знакомым ребятам, они этих шашлычников на части порвут». — А потом переспрашивал: «Ну, как я бился?..»

…Через два дня боевики захватили Грозный, Лебедь вылетел подписывать мир. Мы узнали об этом случайно: ни телевизора, ни радио у нас не было. Сели вечером у костра (несмотря на разность наших политических убеждений, мы чувствовали горечь общего поражения и солидарность), играли на гитарах, пели Шевчука: «А наутро выпал снег после долгого огня. Этот снег убил меня, погасил двацатый век»… На нас вдруг дохнуло чем-то ледяным и подлинным, таким, что сводило скулы и хотелось это изменить. Нас воспитывали в Советском Союзе, на примере пионеров‑героев, сложись обстоятельства иначе, мы сами были бы там — среди обгорелых кварталов павшего Грозного, и отступать было бы некуда, и пришлось бы драться, как получится, но по-настоящему.

Спустя несколько месяцев мы встретились в Москве, наша драка уже переместилась из категории поражения в раздел героических приключений. Я помирился с Ваней, все участники битвы вспоминали подробности: кто кому успел попасть, и вообще, как было круто — за историю студенческих поездок в Евпаторию такая драка случилась в первый раз. Выпив, покричали «Слава России!», а потом Олег предложил скандировать «Хайль блиттер!», то есть «Слава поллитру!». Мы были не против.

«Стикс»

Давай хлопнем по одной,

ну а после отведи меня домой,

Это так недалеко, за два шага за углом,

там, где светло.

А. Непомнящий. «Экстремизм»

Мы с Лешей встречали московский поезд на вокзале в Евпатории. Приехали раньше, гуляя по городу, просто из любопытства зашли в знаменитую тамошнюю мечеть. На ее стенах висели турецкие националистические плакаты, а старик — крымский татарин, обозвав нас «русскими собаками», велел убираться. Мы решили не связываться со стариканом. Подумали: воевал против русских еще в Великую Отечественную войну, а может, сейчас крыша поехала. Съели мороженое, нашли на окраине брошенную водокачку — проржавевший цилиндр с множеством заклепок. Она жила самостоятельной жизнью: наверху гнездились птицы, а у подножия, в тени, шуршали насекомые. При прикосновении корпус башни тихо гудел — словно вспоминал звуки наполнявшей его воды.

Московский поезд появился примерно в четыре часа, мы разыскали вагон и увидели Андрея — моего приятеля и его девушку Ларису — оба в черных джинсах и черных майках, блондины. Быстро нашли им приличный флигель недалеко от раскопок, заплатили за все время проживания. Через пару дней наша вторая бригада (ребята, с которыми я приехал в Евпаторию) должна была уехать, я собирался в Москву вместе с ними. После заселения отправились в бар — отметить приезд…

У нас была разработанная схема приема алкоголя. Начинали пить в одном из баров на главной улице Заозерного. (Как правило, совершенно пустой, автомобили там были редкостью. Когда я вернулся домой после полутора месяцев жизни в Заозерном, меня чуть не сбила машина — я разучился осторожно переходить дорогу.) В части выбора алкоголя тоже были особенности. Водка подразделялась на два вида: дорогая финская с оленями и дешевая польско-израильская сивуха. Запомнилась водочная этикетка в одной из палаток: на красном фоне с размашистыми гербами был изображен император Александр Третий, под ним подписано — латиницей — «Svatoy Nikolai», а внизу «made in Israel». Пахла она ацетоном. У пива тоже было два варианта — чешское и местное, украинское. Тогда питье пива «просто так», не с похмелья или не в добавление к водке, почти не практиковалось. В общем, пили вино — крымское крепленое. Начинали с хереса (я где-то вычитал, что он улучшает аппетит), брали две-три пиццы. Потом покупали еще две-три бутыли обычного крепленого вина — «Монашеского» или красного крымского портвейна, и шли гулять, выпивая по ходу из бутылок.

…В этот вечер к нам присоединились заехавшие на пару дней соратники правых убеждений, работавшие на какой-то другой раскопке в Крыму: Денис и Сергей — студенты университета. У Сергея были висячие усы в стиле Хетфилда из «Металлики». Он держал себя солидно, когда выпивал, становился еще более степенным. Денис особенно не выделялся — приятный молодой человек, довольно молчаливый — и сразу понравился Ларисе. Оказалось, что на Андрея, с которым почти случайно переспала перед отъездом, а вообще они собирались отдыхать вместе как друзья, она обращает мало внимания. Лариса была невысокой стройной блондинкой с резвым, даже буйным характером и милой родинкой на щеке.

В общем, мы страшно напились, устроили танцы вокруг подожженных газет в приморском кафе. Сергей качался на стуле, а потом упал, и я думал, что теперь он будет передвигаться так, сидя на перевернутом стуле, как в фильме ужасов «Звонок». Размахивали руками и ногами, изображая драку, а Лариса в это время пошла на пляж и, раздевшись догола, зашла в воду. Мы тоже пошли с ней купаться: я, Андрей и Денис. Над нами качался огромный звездный небосклон, в воде светились размытые пятна медуз — одна ужалила Андрея. Я почему-то думал, что мы доплывем до Евпатории, а если не доплывем, то утонем, и нас не опознают, именно потому,