Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
– Растёт, растёт музей, расширяется, а рук на всё не хватает, хоть караул кричи. На учительскую пенсию много не разгуляешься и дорогой экспонат не купишь, а столько всего интересного! Вон, буквально на днях, уезжавший в город на заработки тракторист Носов приносил рукописные книги, найденные на чердаке. А что толку? Из бюджета деньги не выделяют… Чуть не на коленях просила Носова повременить с продажей, да куда там. Сказал, как отрезал: «Загоню в антикварный. Там с руками оторвут». А и впрямь оторвут. – Вздохнув, Вилена Гуговна незаметно потёрла ноющую поясницу и легко перепорхнула в следующий зал, снова взявшись за указку.
– Этот зал целиком посвящён истории здания, в котором мы находимся, – она обвела указкой развешанные по стенам фотографии, разысканные в местном архиве и красивое зеркало в резной раме. – Как вы уже знаете, этот дом в народе называют Гуков дом, но это не совсем правильно. Точнее было бы сказать: «Дом баронессы фон Гук», а ещё точнее: «Пансион для девиц купеческого и мещанского сословия». О создательнице пансиона Матильде Карловне фон Гук я могу рассказывать часами. Красивая, умная, активная, она уехала из Петербурга сюда, в глубинку, чтобы открыть здесь образцовое учебное заведение и преуспела в этом. Многие девушки, окончившие пансион, впоследствии прославили наш Олунец на всю Россию. Взять хотя бы Марину Ермолаевну Махову – дочь купца Воронова.
С фотографии на посетителей смотрела полноватая черноглазая женщина в модной шляпке. Одной рукой опираясь на зонтик, другой она указывала на группу мальчиков в новеньких рубашках и с книжками в руках.
– Видите этих мальчиков? Это будущие композиторы и музыканты. Со всех концов губернии Марина Ермолаевна собирала музыкально одарённых детей, учила их в школе, посылала в Петербург, оплачивала учёбу в консерватории. В двадцать втором году Марину Ермолаевну обвинили в укрывательстве церковных ценностей и отправили в лагерь. Там её следы потерялись.
Голос Вилены Гуговны сорвался на шёпот, и от этого рассказ стал казаться ещё трагичнее и страшнее своей безжалостностью.
– Вилена Гуговна, а какова судьба самой баронессы? – рискнула задать вопрос Аня.
Резкие складочки на лбу Вилены Гуговны расправились, а в глаза вернулась прежняя весёлость:
– Матильда Карловна, по моим сведениям, скончалась в Ленинграде вскоре после революции. Из пансиона, где располагалась её квартира, баронессу выселили, но, по-счастью, её забрал к себе брат Александр Карлович. К сожалению, пока это всё, что я знаю о семье Гуков, но я упорно ищу сведения о них и, кажется, скоро получу результаты! А теперь позвольте мне познакомить вас с самым первым экспонатом в моей коллекции, положившем начало нашему музею, – торжественно возвестила Вилена Гуговна с видом королевы, дозволяющей придворным созерцать золотые кладовые. Заметно рисуясь, она подошла к двери последнего зала и рывком распахнула створки дверей, демонстрируя противоположную стену.
Прорезавший тишину громкий возглас Ани заставил хозяйку музея вздрогнуть и изумлённо оглянуться:
– Это она! Моя девушка!
Остановившимся взглядом Аня потрясенно смотрела на массивную деревянную доску, где тонкими штрихами был искусно выжжен женский портрет. Ошибки быть не могло: слегка наклонив голову, с портрета улыбалась та же самая незнакомка, что и на картонной открытке, доставшейся от прабабушки Ани. Хотя профиль девушки был тонок и нежен, как морозный узор, в нём чувствовалась скрытая сила духа: такая от своего не отступит, не предаст в горе, не сломается, не обманет.
– Вилена Гуговна, милая, скажите, кто это?
От предчувствия, что сейчас услышит нечто потрясающее, Аня даже глаза прикрыла, но ответ звучал неутешительно:
– Увы! Я не знаю, кто изображён на портрете. Эту доску я принесла из сгоревшего дома у порога Керста, там, где вы с Нонночкой разбились. Мне известно лишь то, что до моего рождения в этом доме жили мой отец Нгуги и наш олунецкий революционер-народоволец Алексей Свешников.
– Там на порогах, где мы разбились, стоял дом с портретом незнакомки? – Ане показалось, что она ослышалась, настолько чётко перед её глазами встала картина минувшего дня: толчки воды в спину, разрывающиеся от нехватки кислорода лёгкие, и она, новая Аня, омытая ледяной водой гибельного порога Керста.
* * *
– Анечка, милая, если ты передумаешь, то я не обижусь!
Положив Ане руки на плечи, Вилена Гуговна ласково заглянула ей в лицо и часто заморгала глазами, сгоняя набежавшие слёзы.
– Я не передумаю. Спасибо за всё, Вилена Гуговна! Счастливо оставаться, Нонна Максимовна!
От Аниного взгляда лицо Нонны Максимовны скорчилось в трагической гримаске, изображавшей боль прощания, но тут же снова заискрилось неподдельным счастьем:
– Спасибо за всё, милая девочка!
– Смотри, Сашенька, ты мне обещал доставить Анну до самого дома. Вечером обязательно позвони, – строго наказала водителю Вилена Гуговна.
– Усаживайтесь, мадам, – слащаво сказал Ане мелкий мужчина, что называется «метр с кепкой», открывая дверь громоздкого чёрного джипа.
Его бугристое лицо напоминало рубленый бифштекс в школьной столовой и, судя по обширной лысине и избороздившим лоб морщинам, Саше Кожину давно перевалило за сорок. С Виленой Гуговной бывший ученик держался почтительно и возражать не смел, послушно кивая головой на каждую её реплику.
Аня от души расцеловала старушек в солоноватые от слёз щёки и неуклюже вползла на заднее сиденье огромной машины.
Места здесь – хоть пляши! Но плясать, тем более на сиденье чужой машины, совсем не хотелось, а в голове крутилась мысль о том, что в городе придётся снова столкнуться с Кириллом, Андреем и Жанной. И эта вероятность отравляла ей всё существование. Да и, по правде сказать, оставаться одна дома Аня тоже побаивалась, ведь её ключи остались в брошенном в гостинице рюкзаке.
Немного утешало, что домой можно попасть без проблем. Однажды, случайно захлопнув дверь, Ане пришлось изрядно побегать за слесарем, чтобы открыть замок, и с тех пор она стала оставлять запасные ключи у соседки, почти не выходящей из дома.
Машина еле слышно заурчала мощным мотором и мягко тронулась, мгновенно набрав скорость.
– А что ваша подруга с вами вернуться не захотела? – заинтересованно спросил Саша Кожин, бросив на Аню взгляд через зеркало заднего вида.
Она улыбнулась, представив неугомонную Нонну Максимовну с её непосредственной детской восторженностью.
– Решила остаться в Олунце и работать в музее. Наши дамы удивительно быстро сдружились.
– Дружить Вилена умеет, – подтвердил Кожин. – Мы, школьники, любили её, как мать родную. Знали, какая беда ни нагрянь – Гуговна всегда в школе и всегда поможет.
– У неё
