Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
– Мы его потеряли…
Он крепко прижал ее к себе. Уже несколько месяцев он к ней не притрагивался.
Сколько потерь может пережить человек?
Потерям не будет конца, если не поставить им заслон. А он хорошо знал: если бы они не смирились, если бы по-прежнему старались разобраться, к чему пришли, Элиа был бы здесь. В холодном гнезде их окаменевших сердец.
4
Они стояли молча, обхватив друг друга, широко открыв глаза и вдыхая запах железа и машинного масла, опускающийся с пасмурного неба. Черное облако рассеялось. Их тела излучали страх, и только их крепкое объятие держало его взаперти. Они думали о своем ребенке, который не издал ни звука, когда увидел, что родители уходят и оставляют его на произвол судьбы.
Виола ломала голову, правильно ли она поняла Паоло, тот повторял свои движения, словно перематывая закольцованную пленку, и пытался найти хоть малейшую зацепку. Он ничего не вспомнил, только смутные тени вокруг себя, возможно, девочку на качелях. Он не знал, как сказать Виоле о том, что они не смогут вызвать полицию, представлял себе, как она прореагирует, как возмутится, придет в ярость и накинется на него. А между тем Симоне был прав: если они обратятся в правоохранительные органы, им не миновать тяжелых последствий. Тут речь идет не о легкомыслии, а о халатности, безответственности, безумии.
– Это я во всем виновата, – проговорила Виола. – Я во всем виновата! – прорычала она.
Паоло крепче обнял ее, сдерживая ее судорожные движения: у нее тряслись руки, она переступала ногами, словно маршируя на месте, чтобы снять напряжение. Он прижал ее к груди, стиснул ее плечи, и ему почудилось, что он укрощает дикого зверя, почуявшего запах крови, слышит его хриплое дыхание. Он огляделся и зашептал ей на ухо:
– Тсс… тише! Не дергайся, Виола, успокойся! Дыши.
– Отстань от меня!
Она вырвалась из его рук, отскочила назад и наклонила голову, словно собиралась кинуться на него и вцепиться ему в глотку. Она лишилась сына, и кто-то должен был за это ответить.
– Неправда, не говори так, никто в этом не виноват, – произнес Паоло как можно тише и медленнее, стараясь успокоиться и собраться с мыслями.
Когда они говорили по телефону, он понял, что она его видела, о сообщении она даже не упомянула. Возможно, так его и не прочитала. От этой мысли ему стало не по себе. Он часто ей врал, врал постоянно, но это было нелегко: ложь не приносила никакой выгоды, скорее так он наказывал сам себя.
– Нет, это я виновата. Я отвлеклась, не задержалась, чтобы убедиться, что ты его забрал, поторопилась уйти. Мне просто хотелось уйти, и знаешь почему?
Он сглотнул застрявший в горле комок. Во рту стоял мерзкий привкус, Паоло ничего не ел с самого утра, только проглотил комплексную пищевую добавку: кальций, магний, железо, калий, марганец. Желудочный сок сделал свое дело, и в животе разгорались угли.
– Да! – отрезал он, поскольку знал, что в приступе ярости Виола могла наговорить все что угодно.
– Я паршивая мать! – выкрикнула она.
Женщина, стоявшая на остановке трамвая на другой стороне улицы, обернулась; Паоло бросил взгляд на нее, потом на ползущий вдали трамвай номер 2, новых пассажиров, быстро заполнявших скамью на остановке. Устроенная Виолой сцена не то чтобы кого-то напугала, но явно вызвала интерес. Паоло знал, что главное, чего им в данный момент не стоило делать, – это привлекать к себе внимание.
– Иди сюда, успокойся, иначе ничего не добьешься.
Виола отпрянула и наставила на него палец:
– А ты? Ты ни на секунду не задержался, просто развернулся, как по команде, и уехал обратно в офис. Словом, исчез – как всегда. Ты…
– Виола, теперь это уже не важно, бесполезно выяснять, кто прав, кто виноват, – мягко возразил Паоло. – Нам необходимо успокоиться и начать поиски.
– Ты дерьмовый отец, – не унималась Виола.
Она пятилась от него до тех пор, пока не наткнулась на ограду парковки; она внезапно застыла, как будто кто-то стукнул ее сзади, и повернула голову. Паоло осторожно шагнул к ней. Взгляд у Виолы внезапно изменился, стал настороженным и неподвижным, словно она что-то увидела.
– Ты слышишь? – спросила она.
Он задержал дыхание и прислушался, но не услышал ничего, кроме громыхания трамвайных колес, шума автомобильных двигателей и криков одинокой чайки.
Парк опустел. Виола оперлась на ограду, провела по ней ладонями. Уронила голову на руки и расплакалась.
Паоло медленно подошел к ней почти вплотную.
– Виола, послушай меня, – сказал он, положил руку ей на плечо и поднял голову: по небу плыл черный дым, поднимавшийся с завода на виа Фламиния.
Он увидел длинную тень Виолы на асфальте, которая тянулась вправо, а сразу же за ней заметил детскую коляску.
Лежащую на боку коляску марки Bugaboo, оливкового цвета.
Это была коляска Элиа. Его любимая берлога на колесах, его автомобиль, продолжение его тела. При виде опустевшей коляски сердце у него екнуло. Элиа там не было. Паоло подошел, взялся за ручку, и к глазам подступили слезы. Он повез коляску, толкая ее вперед, она была такая легкая – слишком легкая.
– Что ты делаешь?
Виола подняла голову: ее глаза, нос, горло были полны слез.
– Забираю ее, – вздохнул Паоло и повез коляску по узенькой тропинке, ведущей к улице.
– Куда ты ее тащишь?
– Не знаю, – хрипло ответил он, с трудом разлепляя пересохший рот.
Виола сидела, вытирая глаза краем рукава и глотая слезы. Перед ней все время всплывало лицо сына, хотя ей казалось, что некоторые его черты стерлись из памяти. Она не могла вспомнить его ручки, форму ноготков. Не знала, какого цвета худи надела на него в то утро. Она на что-то отвлеклась, когда собирала его на прогулку. Она все время отвлекается. Она увидела, что Паоло идет назад; он сел рядом, прижался к ней. Их взгляды встретились, уже много месяцев они не смотрели друг другу в глаза так напряженно: их одолевали одни и те же мысли, у обоих сердце колотилось со скоростью электрических разрядов и кровь застывала в жилах. Где их ребенок? Веки Паоло поднимались и опускались, как у заводной куклы с заевшим
