Комната Вильхельма - Тове Дитлевсен
По пустым улицам прокрадывалась неспешная жизнерадостность, пока искусственный свет опережал звезды. Холодный дождь сменился туманом, напоминавшим паутину; он размывал любые четкие контуры, как чашеобразные светильники размывали отражение обнаженной Веры Линдблом, которая нежным движением прикрывала руками небольшие смуглые груди. Вера любила свое тело и полагала, что остальным людям оно тоже нравится. Если мужчина вдруг не поддавался ее эротическому сиянию, она считала его гомосексуалом или импотентом, а что касалось женщин, она всегда делала всё возможное, чтобы подавить их небольшую понятную ей зависть. В остальном она не проявляла никакого интереса к своему полу, за исключением определенной лояльности к тем, кто работал в той же сфере, что и она. Лизе Мундус представлялась ей в особенном сиянии, только набравшем силу с помощью этого чудесного объявления, — в нем Вера увидела злобную месть Вильхельму. Вера первой из всех ищеек провела интервью с Лизе и намеревалась использовать его, чтобы уничтожить Вильхельма — лишить звания «печатного короля Дании». С кокетливым и взволнованным движением руки она оторвалась от собственного отражения в зеркале и произнесла:
— Это главная задача моей жизни. Подай мне зеленый брючный костюм.
С такими словами она обратилась к мужчине, который для нее уже готов стать тенью — точь-в-точь как дома в тумане. Вера предпочитала женатых любовников, потому что от них проще всего избавиться.
— За что ты ненавидишь Вильхельма? — спросила тень, перебирая ее гардероб, занимавший целую стену.
— Он не принимает свою работу всерьез, — ответила Вера, придирчиво выискивая сине-серые тени для век среди множества баночек и коробочек пастельных тонов на туалетном столике. Правда, ненависть, по ее мнению, была слишком сильным чувством и мешала карьере так же, как и любовь. В ней было так много мужского, что привычная рутина быстро погасила похоть. Всё еще занятая макияжем, она ласково произнесла, не поворачивая головы:
— Думаю, тебе лучше вернуться к жене и детям. Не стоит связываться с девушкой, которая ставит работу превыше всего на свете.
Тень пришла в движение, и зеркало на миг запотело, словно от слез, — вот и всё. Вере показалось, что из ее головы выпустили бархатистую летучую мышь, которая слишком долго пробыла взаперти. Раздался хлопок дверью, и она залилась смехом, совершенно безобидным. Весь город смеялся вместе с ней и издавал мелодию, которой удавалось заглушить тихий плач ее сердца. Всё уже пришло в движение, и остановить это было невозможно. Из телефонной трубки до херре Андерсена донесся сиплый голос фру Томсен. Она шипела о последнем чудовищном преступлении, в котором был уличен ее бывший квартирант Курт Лоренцен. Хотя детектив и привык к ее сбивающим с толку обвинениям, он всё же не отложил, как обычно, трубку, чтобы заняться чем-нибудь еще, пока старуха не закончит. Он знал, что это всё вранье и вымыслы, но в его жизни Курт начал играть определенную роль с тех пор, как просочился сквозь потолок, словно чешуйница, от которой никак не избавиться — даже с помощью пылесоса. Может, в откровениях старухи и была доля правды? Она лепетала о каком-то чемодане, в котором находились улики, и херре Андерсену пришло на ум, что его жена собиралась забрать сумку Курта, которую «старая бедняжка» сверху не хотела добровольно отдавать. Что-то неладное творилось в этой квартире, и херре Андерсену это не нравилось. Когда голос умолк и с телефонным разговором наконец-то было покончено, он раскурил трубку. Херре Андерсен вбил себе в голову, что похож на Мегрэ из книг Сименона, которые проглатывал стопками. Вдруг удастся напасть на след по-настоящему крупного дела? Талант фру Томсен указывать на самые ужасные интриги, не называя их, навел этого поддельного Мегрэ на мысли о кое-каких эпизодах из детства, о чем он обычно никогда не вспоминал.
Тем временем Том валялся в постели в своей комнате и слушал то, что его мать называла «жестяночной музыкой». Музыка успокаивала его, тишина же казалась угрожающей. Он читал один из номеров журнала «Викенд секс». Больше всего его интересовали объявления. Там было что-то про кроссовки и спортивные штаны и многозначительный совет: «половой акт нежелателен». Бездомные на валу Кристиансхавн теперь его не забавляли. Они были обычными пьяницами, осенью ночующими в «Химмельэкспрессен», и ему казалось, его обманули, заставив поверить, что взросление означало долгожданное посвящение в волшебные тайны, выманить или подслушать которые нужно было раньше. Он прижал к себе кота и под его мурлыканье заснул.
В комнате Вильхельма Курт читал его дневники, охваченный своеобразным отстраненным любопытством, будто оказался в поезде, не зная конечной станции. На одной из последних датированных страниц было написано: «Я ненавижу ее, поэтому боюсь катастрофы, если в ближайшее время не удастся от нее вырваться. Сегодня я плюнул ей в лицо и разорвал на себе рубашку в приступе бессильной ярости. Реакции никакой. Она прекрасно знает, что агрессор всегда в проигравших».
8
Вера копалась в сумке в поисках блокнота и карандаша чуть дольше, чем следовало. Встреча с Лизе несколько потрясла ее: сидя на диване с подогнутыми под себя ногами, та казалась худой и постаревшей. Но к этому Вера была готова. Ее на мгновение поразила аура одиночества, витавшая вокруг этой женщины: хотя и необычная по своей силе, но всё же непригодная как наблюдение для журнала. Вера вынырнула из сумочных глубин и, не поворачивая головы, оглянулась вокруг юркой птахой, после чего натянула теплую, ласковую улыбку, будто обнаружив ее на дне всё той же сумки. Решительно всё — из магазина «Иллумс Болихус»[4], ничего индивидуального, кроме дешевого глобуса на подоконнике. Он раскололся по линии экватора и неровно склеен. Это подало Вере идею для вступления к интервью: «Лизе Мундус привыкла видеть свой мир расколотым пополам».
— Прелестное объявленьице, — заметила она.
Лизе рассмеялась, в ее глазах неожиданно появился блеск, по которому несколько лет назад на редакционной вечеринке всем стало ясно, почему Вильхельм, несмотря на бесконечные попытки, так и не смог от нее вырваться. Для издания это было бы лучше всего. На тот момент. Если ты одержим практически невыполнимой задачей поставить на ноги почти погибшую газету, лучше не обременять себя грузом в лице жены-знаменитости, которая периодически пытается покончить с собой. Но речь шла о другом издании, и Вильхельму предстояло стать козлом отпущения.
— Это было безумием, — ответила Лизе. От улыбки не осталось и следа. — Хочешь что-нибудь выпить?
— Если есть, то бокал вина.
Лизе исчезла в глубине квартиры, и пока ее не было, Верой завладело жуткое ощущение, что она не одна. Это подтвердилось
